посплетничать.
Встреча с Шарафом и другими друзьями состоялась на высокой волне удовлетворения от чувств исполненного обещания. Все четверо были выпускниками советских вузов и поначалу интересовались учебой, общими знакомыми, но видно было, как Шарафу не терпелось перейти к практическому вопросу.
– Успокойся, брат, – произнес Аким, видя в глазах Шарафа главный вопрос. – Привез!
– Привез?
– Привез, – с довольной улыбкой подтвердил Аким.
Шараф не совладал с эмоциями, обнял Акима и поцеловал его.
– Молодец, – сказал Шараф, – ты настоящий друг. Значит, так, – продолжал Шараф. – Берем сок и едем за город, в оазис к моему знакомому. Там и утолим тоску по России. Эх… мороз, мороз, не морозь меня…
Пока Шараф заканчивал свои дела по работе, прошло много времени. Поэтому, когда Аким приехал домой с опозданием, к своему удивлению, увидел нечто необычное. В доме стоял шум, женщины зажигали и пели песни, пританцовывая, а старые леди все как одна громко разговаривали и смеялись, забыв про все законы приличия. Аким, почувствовав неладное, стремглав бросился мимо пирующей толпы к холодильнику: он был пуст. У Акима от шока волосы встали дыбом. Подошла мать, веселая, как никогда, и со счастливой улыбкой на лице.
– Сынок, что случилось? – спросила она, глядя сбоку на обескураженное лицо сына.
– Мама, где мой сок?
– Выпили, – сказала Айшат хладнокровно. – Хороший сок.
– Ну, это же не для вас. Я…
– Я понимаю, – оправдывалась мать. – Ты же знаешь, что у нас принято гостей угощать соком. Ты опоздал, а отцу некогда, вот и пришлось открыть твои баллоны. Ты не переживай, один баллон я оставила для Шарафа.
* * *
Шараф ждал в машине с нетерпением. Он принял сок от угнетенного Акима и поставил между ног – холодный, запотевший стеклянный баллон. Машина мчалась быстро, загоняя в окна горячий воздух, а счастливый Шараф барабанил по баллону и пел песню. Редкий и счастливый момент в жизни.
– В чем дело, брат? – обернувшись назад, спросил Шараф Акима, все еще пребывающего в угнетенном настроении.
Аким молчал, и Шараф заволновался.
– Я привез четыре баллона, – начал откровенничать Аким. – Три выпили гости. А…
– Что? – не терпелось Шарафу узнать горькую правду. – И…
– Один из них был с соком, – сбросил с себя тяжелый психологический груз Аким.
Шараф онемел и сглотнул слюну, потом опустил взгляд на баллон.
– Останови машину! – повелел он водителю. Автомобильная трасса. Солнце медленно уходило на закат, нагрев за день пески пустыни до невыносимой жары. Машина стояла на обочине дороги, и пять человек, встав в круг, напряженно смотрели на открытый трехлитровый стеклянный баллон, который красовался на капоте машины. Все молчали, и никто не хотел до него дотронуться, потому что там на бумажной бирке желтоватого цвета красовалась надпись: «Краснодарский сок».
* * *
Спустя два месяца женщины толпой провожали Акима в Москву и со слезами на глазах просили его привезти еще русского сока.
Шараф молча стоял в стороне от толпы и ничего не просил, потеряв при такой конкуренции всякую надежду.
– Шараф, ты что такой угрюмый? – спросил Аким.
– Да ничего, – ответил Шараф, – вспомнил доцента Вольвачева. Он любил шутить: «Что будет с Россией, если там исчезнет вино?» И сам отвечал: «Вино появится в другом месте, и, согласно теории вероятности, Россия будет там».
У доброго и месть получается доброй
Чабан Николай дружил с ветврачом Багудиным с первого дня их знакомства.
Их возраст находился в интересном соотношении. Только через тридцать лет Багудину будет столько, сколько сейчас Николаю, которому перевалило за семьдесят.
– До свидания, Немец, – сказал Николай, провожая Багу-дина и оказав ему знаки кавказского гостеприимства. – Не забудь привезти креолин.
– А почему «Немец»? – спросил Василий удивленно. – Он же не немец.
– Да это старая история, – вмешался Касум, поглаживая седую шевелюру. – Несколько лет назад немцы монтировали в колхозе мельницу. Как-то раз Багудин с деловым видом примчал к Николаю на том же мотоцикле и сказал: «Николай, срочно один баран для немцев. Председатель приказал».
Николай, довольный вниманием к себе со стороны руководства, выбрал одного из тринадцати откармливаемых баранов, погрузил в мотоцикл и с гордостью помахал рукой вслед отъезжавшему Багудину. Но спустя несколько дней, отчитываясь за поголовье овец в кабинете председателя, он достал из нагрудного кармана свои каракулевые записи и, положив указательный палец на надпись, сказал:
– Александр Анатольевич, а вот тринадцатого барана я отдал немцам через Багудина.
Председатель нахмурился.
– Что?
Николай насупился, догадавшись о подвохе, за-ем грустно опустил голову.
– Какие немцы? – с возмущением недоумевал председатель. – Что за игры, Николай?
Николай не находил ответа.
– Сукин сын, – наконец тихо выговорил Николай. – Извините. Этот Багудин обманул меня.
Так что Николаю пришлось восполнить недостающую голову из числа личных, а история эта осталась в памяти как шутка, которую вспоминали и рассказывали друзья и друзья друзей. А за Багудиным на устах Николая закрепилась кличка Немец. Даже спустя столько лет Николай никак не мог умерить свою досаду. Но не было случая, чтобы отомстить.
* * *
Багудин отъехал с ревом, сохраняя на лице улыбку, от которой глаза его сужались, оставляя лишь узкую щелку между веками. Он сегодня безработный и с высшим образованием чувствовал себя брошенным. Семью кормил подработками на стройках, освоив специальность электрика, а, когда находился в селе, иногда промышлял ночными рейдами на зарыбленные пруды, забывая про честность, которая становилась помехой для существования.
Поднявшись на гору, на повороте он заметил изменения рельефа местности: ничто в округе не ускользало от его пристального внимания.
Он остановил мотоцикл, слез и, глядя на горы выкопанной земли, подошел ближе. Там были три огромные ямы, глубиной около четырех метров. Одному богу известно для чего. Он осторожно высунулся и бросил взгляд на одну яму, потом на другую – и на тебе! На дне одной ямы лежали две новенькие лопаты.
Багудин выпрямился, огляделся по сторонам – ни единой души. Так что смело можно нырнуть в яму и достать лопаты стоимостью, быть может, рублей триста. Вот это находка! Где такие деньги валяются на дороге? «Залезть-то я залезу, но как оттуда потом выбраться? Пусть даже у меня сильно развит брюшной пресс…» – думал Багудин. И это его остановило, но от идеи он не отказался.
Приехав домой, он в деталях изучил обстоятельства и принял план ночной операции; тем более те две лопаты, которыми он орудовал у себя в огороде, были то ли китайскими, то ли турецкими и гнулись, как жесть от консервной банки. «Сейчас нельзя ничего покупать в магазинах – одно безобразие, – думал Багудин, – и куда только власти смотрят?».
Багудин
