Тишина шуршала мышиными крыльями и лапками пауков.
– Тетя Дэффи? Отзовитесь, пожалуйста! – я прибавила громкость, постаралась не скатиться в умоляющий писк. Всё-же не пристало королеве упрашивать «выпустите меня отсюда!». Особенно, если это действительно испытание. Между прочим это логично. Назвавшись королевой и явившись в дом короля, мне положено вести себя соответствующе. Не шугаться паучков и мышек, говорить и ходить твердо. Держать лицо и марку.
Я нервно хмыкнула своим мыслям. Зато страх начал атрофироваться. Видно в душе человека есть какой-то лимит допустимого ужаса. Дальше либо ледяное спокойствие либо безумие. Понять бы ещё, где между ними грань.
А интересно, в самом деле, так встречают любых гостей или только меня. Или… тут гостей вообще не празднуют?
“Пригласи их тоже” – и только после приглашения ребята вошли в дом. “Приходи в любое время, этот дом для тебя всегда открыт” – только ли цветистая формула прощания? Или приглашение с заклинанием двери. И да, приглашение это выдали только мне. И вот я здесь. Одна.
Я нервно хихикнула: с такой обстановкой чужаков пускать – недолго и на костер попасть (или ведьм сжигали только в моём… мире-сне?). Вот заходят гости незванные, а тут мышь повесилась. Вверх ногами. Летучая. Много. Прямо в греческом зале. Ну и паучок, конечно.
– Арах, привет, – я сделала ему ручкой.
Паучок кружился на паутине, словно красуясь. Милая домашняя зверушка.
– Извини, зверушка, я поглажу тебя в другой раз, – прошептала я на всякий случай и пошла вперед. Стоять – точно не выход.
Медленно я прошла по гостиной, с трудом узнавая обветшалую обстановку. Диван обшарпан и пылью покрыт, если не вековой, то годовой точно. А ведь вчера меня на нём лечили. Я вздохнула и, стараясь не поднимать пыль, заглянула в одну из двух дверей, которые ещё остались в гостиной. Уборная, вся убранная паутиной. Вторая – за неё вчера удалялись тётя Смерть с Тимофеем – открылась с душераздирающим скрипом. Честно! Вообще не слышала прежде таких звуков. Даже мыши ошалели от звуковой атаки и сорвались панический полет с элементами артобстрела. Я выскочила из гостиной и присела, прикрыв голову руками. Нет, мама не раз говорила, что летучие мыши не дуры и на волосы не бросаются, но избавиться от боязни, что этакая милая когтистая хрень запутается в моих волосах, – мне так и не удалось. А уж когда их так много…
Постепенно шелест крыльев и писк стих, ляпы «снарядов» прекратились.
Мой страх окончательно умер.
Я осмотрелась. Передо мной оказался лестничный марш, а слева дверь, которую я, на всякий случай пригнув голову, открыла. Спецэффектов не последовало, а за дверью нашлась кладовка. Пустая – ни продуктов, ни пыли, ни повешенной мыши. Даже летучей. Оставалась темная лестница наверх, туда, откуда вниз лился тускловатый желтый свет. Старая и скрипучая, но вроде прочная.
Я поднялась по ней и оказалась в коридоре без окон, освещенном единственным газовым рожком с желтым абажуром. Словно в другой дом попала, если честно. Стены и пол из дерева, газ вместо свечей. Чисто и сухо, пахнет какой-то травой вроде шалфея. Три двери. Запертых – я проверила их все, подергав за ручки. Потом постучала. Будем считать, что ради приличия.
Что-то звякнуло под ногой.
– О, ключ! – я подняла с пола находку. Ключ подошёл к двери, у которой лежал.
Свет от большого окна ослепил, но я тут же бросилась к нему и посмотрела вниз. На обычную улицу Пелагуса, сияющую в лучах солнца. Внизу виднелись две макушки белобрысая вихрастая Митры и строго прилизанная Карины. Я постучала в стекло, но ребята не отреагировали, поискала запоры на раме – и не нашла. Стукнула громче, и ещё... Вот только друзья так и не подняли головы, они вовсе не двигались. Как не двигалась и тень от дерева, замершая у подножия соседнего дома. И птичка, зависшая над крышей напротив.
Я сглотнула и поморгала. Вневременная аномалия. Вторая за два дня. Здесь… Аримани?
С замиранием сердца обернулась и облегченно выдохнула. Комната была пуста. Ещё пару раз стукнув в окно, я решила, что биться в стекло как муха – не моё, и подошла к письменному столу. Отодвинула кресло. Поджала губы, нервно прикусив нижнюю – кресло было кожаное, на металлическом каркасе, вертелось вокруг своей оси и каталось на шести колёсиках. Таких кресел в нашем мире я не встречала, а вот в том, бредовом – они были самым обычным вариантом рабочего кресла. Впрочем, откуда мне знать, на чем нынче восседают в Мистикроне.
К тому же вся остальная мебель: шкаф, стол, кровать, – были нормальными. На столе нашлась стопка бумаги для рисования, краски и карандаши. Несколько картинок висело на стене. Я подошла ближе, и ахнула:
– Это же постеры с героями!
Тони Старк, Тор, Халк, Россомаха, Кэп… – почти забытые имена из мира-сна всплывали в памяти, а кожа на руках покрывалась мурашками. Были тут и девчонки в бронелифчиках. И какой-то мрачный и жуткий монстр, этакое олицетворение Хаоса. А вон та шестерка панковатых мужиков подозрительно смахивала на Рамштайн.
Типичная комната типичного мальчишки из… моего мира-сна. Этот дом, что – иллюзион по мотивам фобий попавшего в него человека? Если так, то странно. Вроде бы в такой комнате я не бывала даже в том… сне.
Я снова пригляделась к картинкам, и поняла, что они не напечатаны, а нарисованы. Похоже, самим хозяином комнаты, вот прямо на этом мольберте, у окна, который я сразу не заметила. Я подошла ближе, рассматривая последний акварельный рисунок художника: смешная малышка с пышными рыжими хвостиками хитро улыбалась и протягивала руку. Сестричка? Что-то было в её ладони, светлое и блестящее, только я не поняла что...
...из-за приоткрытой двери донесся скрип, и я бросилась на источник звука, надеясь, что вернулись хозяева, и не особенно размышляя. А зря.
За распахнутой дверью напротив, в вихрях из клочьев тьмы с примесью летучих мышек, висело в воздухе жуткое чудище…
Глава 21
Чудище, похожее на старуху в чёрном кожаном манто, – очень обширном и мятом, – с худым до острого лицом, трепетало без всякого ветра. Под бледной, почти прозрачной кожей чернела густая сеточка вен. Черные волосы вились вокруг лица лентами тьмы, готовыми в любой момент обвить меня и упаковать в черный кокон. Черным дымом сочились провалы глаз с тлеющим на дне красным огнем, отчего казалось, что чудище горит внутри.
