Тимур приоткрыл веки и убедился, что убийца самозабвенно вяжет. Потом поступательно начал изучать свое тело. Глаз от убийцы Тимур не отрывал.
Пошевелил пальцами рук и ног – все хорошо. Подвигал руками, плечами, чуть-чуть головой. Затем согнул ноги в коленях и поизгибал спину.
Ничего не болит – но была некая скованность, вялость.
Надо держать это в уме при попытке побега. Тело может подвести.
Далее Тимур закрыл глаза и несколько минут прислушивался к себе. Здоровое тело – это, конечно, замечательно, но здоров ли его дух?
Нельзя двигаться вперед, если нет внутреннего баланса. Необходимы холодный разум, твердое сердце и четкие цели.
Он уже чувствовал, что начинает контролировать ситуацию. Методичные рассуждения, рациональные выводы и техники дыхания его значительно успокоили. Сейчас Тимур дышал ровно и был уверен в себе.
Он был как стрела – на натянутой тетиве в руках опытного лучника.
Отлично. Теперь стоит внимательнее изучить обстановку, в которой он оказался.
Тимур приоткрыл глаза и осторожно приподнял голову. Убедился, что убийца, почесываясь и причмокивая, продолжает вязать. Затем – начал тщательно изучать комнату.
Кажется, это номер отеля – слишком уж нейтрально все и с типичным вкусом. Здесь не чувствовалось присутствие человека, не было уюта.
Убийца угнездился в левом дальнем, самом темном углу – на стуле. Правее него – небольшой стол. На нем Тимур разглядел белую железную кружку с нарисованным улыбающимся солнышком, бутылку четырехпроцентного молока и миску с конфетами.
Позади находились черный стационарный телефон, стоящая, как флагшток, ручка и, кажется, блокнот. Было еще что-то, но из лежачего положения Тимур не разобрал.
Еще правее крепился плазменный телевизор. Со своего места убийца не мог видеть, что показывают на экране, однако он и не смотрел – вязал. Под теликом устало привалились к стене две сложенные инвалидные коляски.
Вдоль левой стены, у окна, располагался небольшой темно-серый диванчик. На нем – смятое клетчатое шерстяное покрывало. Рядом на полу – два кожаных коричневых чемодана. Один из них был размером с небольшой шкаф. Он был раскрыт – но чтобы увидеть его внутренности, Тимуру пришлось бы сесть.
Сам Тимур разлегся на заправленной зеленым покрывалом постели – в одежде, которая ему не принадлежала: джинсы и белая футболка. На футболке лыбилась дюжина желтых, слезящихся от счастья смайликов… Тимур ни за что бы такое не одел даже под дулом дробовика.
Осторожно, не отрывая взгляд от убийцы, Тимур повернул голову налево. Рядом, в углу, находилась тумбочка. На ней – стеклянный пузырек с голубовато-белыми пилюлями и синей этикеткой. Граненный стакан с водой и лампа.
Затем Тимур повернул голову направо – и чуть не воскликнул.
Через проход от него находилась вторая кровать – и на ней лежал… Костя.
Живой и здоровый, дышащий.
В последний раз Тимур видел его окровавленного, распростертого поверх своих родителей… Тимур боялся, что Костя мертв.
Тимур закрыл глаза. Он сохранял неподвижность, пока заспешившее сердце – вновь не успокоилось.
Все нужно делать правильно, не торопясь и не нервничая.
Одна ошибка или оплошность – и все пропало.
Хорошо. Он не один. Рядом Костя. А вместе – они наверняка справятся.
Другу верный друг поможет, не страшит его беда… Отлично.
Тимур поднял веки, проверил убийцу – и продолжил осматривать комнату.
На Косте были джинсы и футболка с десятком лучезарно улыбающихся Билли Айлиш… Его левая рука тоже была прикована к кровати – и таким образом Тимур смог внимательнее разглядеть цепь наручников.
Длиной она где-то с полтора метра. Тянулась от запястья Кости к верхней ножке кровати.
Видимо, цепь такая большая, чтобы их руки не приходилось задирать над головой. Так наручники не столь сильно будут мешать их переодевать. И, скорее всего, так гораздо удобнее давать им эти пилюли… Копия пузырька вместе со стаканом воды стояли на тумбочке за постелью Кости.
Значит, их чем-то пичкают… Наркотики? Снотворное?
Тимур чувствовал себя несколько заторможено. И голова гудела – словно от пересыпа.
Но никакой ломки.
Хотя все равно надо запомнить название – и позже погуглить.
Убийца вдруг зашевелился.
Тимур сразу вернулся в позу глубоко спящего. Он внимательно наблюдал в щелочку из-под век.
Томас осторожно положил вязанку на колени, потянулся и размял шею. Почесал грудь, плечо и ляжку. Поднял со стола смартфон – и недовольно секунд пять на него смотрел. Затем вздохнул и положил обратно.
Открутил крышку и налил в кружку молока. Минуты две держался за ручку и хмурился – пока над кружкой не появился молочный пар… Потом убийца оглядел комнату – и убедился, что, пока он разогревал молоко, сферы не сбежали.
И – выпив до дна – снова кинулся в анестезирующее вязание…
Томас был в чрезвычайно заторможенном состоянии. На сферы он поглядывал скорее по привычке, механически. Он увязал в собственных мыслях – очень невеселых и беспокоящих.
Забота о сферах оказалась изматывающей в психологическом плане: за тринадцать дней опеки он устал бояться за все подряд. Изнемог волноваться. Измучился от тяжести ответственности.
Вдобавок его угнетал постоянный зуд псориаза, который лишь слегка поутих от гормональных лекарств. А еще Эдвард внезапно уехал – и теперь все пало на его плечи.
Вчера он лег под утро – когда глаза стали слипаться и слезиться от напряжения, а спицы – выскальзывать из рук. Но сон, как назло, не шел: в голове крутились думы, а в душе поднималась тревога.
Закутавшись в клетчатое покрывало, Томас раскачивался на диване, как в люльке, – и успокаивал себя мыслью, что осталось совсем немного.
Завтра (то есть уже сегодня) приедет Эдвард. Они сядут на самолет в Нант, а там уже и здравствуй – Уа.
Еще два дня – и Уа. И все закончится…
Но идея не помогла – Томас не засыпал.
Тогда он начал размышлять о прошлом и о своем детстве. В последний год он думал о Центре редко…
Мысли об острове, где Томас провел всю свою жизнь до встречи с Эдвардом, всегда его утешали – особенно в первые месяцы работы умиротворителем. Томас лежал – и вспоминал…
Сначала – круг дохё, на котором он оставил множество выбитых молочных зубов. Своего знаменитого крестного – белозубого Роберта Вена с его постукивающей тростью и неутихающими амбициями. Остальных больших начальников: рассыпающегося от древности Дэмина Лу; стальноглазую Адель Тизонье – которая в его воспоминаниях походила на безжалостную Афину с раскаленной кочергой вместо меча; и напоминающего Геракла директора Центра Акселя Херисона.
