Музыканты перешли к «Бэйзин-стрит блюзу». Выпив кофе, Фрина обрела прежнее самообладание. Я могла бы потребовать объяснений, думала она, пока труба стонала и кряхтела в умелых руках. Могла бы превратить этот праздник в восхитительный скандал. Я знаю, что Тинтаджел кого-то покрывает. Но он мне нравится. Нет никакой нужды в немедленных действиях. Через пару дней Джек Робинсон выяснит, что Чарльз не виноват, и отпустит его. Да и какая, в сущности, разница, кто убил Бернарда Стивенса. Он был шантажистом. Чарльз тоже хорош — флиртовал с беднягой Бобби и морочил ему голову. Ни один из них мне не симпатичен, так чего я лезу?
Ей принесли еще кофе, она расплатилась; затем вдруг почувствовала отвращение к самой себе.
Фрина отхлебнула кофе, который был не крепче помоев. Может, стоит заняться поисками блудного сына? В любом случае надо позвонить в этот Толботвилль. Мне нужны сейчас холод и тишина. Как он это называл? Великое безмолвие. Здесь сейчас чересчур шумно, и я себе совсем не нравлюсь, равно как и та игра, в которую играю.
Оставив недопитый кофе, Фрина решительно поднялась и вышла. Блеснули созвездия, и дверь захлопнулась.
Глава девятая
Но прочь! Меня умчали в твой приют…
Джон Ките «Ода к соловью»[33]
Фрина проспала всю ночь без сновидений, а утром взялась за пачку писем, которые Виктор написал отцу Она перечитала их еще раз, а потом посмотрела на фотографию, которую Дот поставила на ее ночной столик. Не слишком симпатичное лицо, но, как сказала Дот, такому можно доверять. Его письма были до боли искренними, отчего отцовская назойливость выглядела вдвойне эгоистичной. Она начала думать, что госпожа Фриман и ее супруг были достойны друг друга. Та эгоцентрична как компас. Как и Чарльз, вечно причитающий с несчастным видом: «И почему это должно было случиться именно со мной? Как такое могли сделать мне?» Фрина не любила риторические вопросы, а единственный ответ на эти восклицания — «Почему бы и нет?» — несмотря на свою правдивость, его явно не удовлетворил бы. Бедному Виктору, вновь обретшему душевный покой в холодном безмолвии и счастье наедине с горами, приходилось отбиваться от настойчивых попыток отца вернуть его в город, где юноша был бы совершенно чужим. Мать его не любила, брат считал погибшим, а сам он полагал, что не годится для дела. Возможно, отец хотел вернуть его лишь для того, чтобы сделать своим компаньоном или, быть может, пешкой в сражениях с женой. Чарльз даже не знал, что Виктор жив. Как опрометчиво требовать от Виктора вернуться! Почему отец сам не отправился навестить его или не встретился с ним в одном из городков с диковинными названиями — в Толботвилле или Дарго, вместо того чтобы письменно требовать возвращения сына?
Вероятно, он все-таки навещал Виктора. Фрина задумалась, кто мог бы об этом знать. Господин Фриман не был склонен доверять другим. Госпожа Фриман даже не знала, что муж переписывался с Виктором.
Фрина спустилась вниз и связалась с оператором, который после продолжительного ожидания соединил ее с почтовым отделением Толботвилля.
— Да! — ответил сильный уверенный мужской голос.
— Я хочу поговорить с Виктором Фриманом.
— С Виком? Он не… — Голос внезапно изменился. — Никогда о таком не слышал.
— Разумеется, слышали, — раздраженно парировала Фрина. — Я не собираюсь причинять ему никакого вреда, но мне нужно с ним поговорить.
— Тут такого нету, — огрызнулся голос, и линия умолкла.
Вот загадка, подумала Фрина, неожиданно рассердившись. Что там происходит, в этом Толботвилле? Что ж, она это выяснит. Мисс Фишер не любила, когда ее обрывают в то время как она из самых лучших побуждений пытается получить необходимые сведения. Как только я найду нужные карты, решила она, я подниму в воздух «Бабочку»[34], полечу туда, и буду искать Вика. И если я найду его, а он захочет остаться ненайденным, я оставлю его в покое.
Разложив карты в столовой летной школы «Выше всех», что в Эссендоне (владелец У. Макнотон), Банжи Росс поморщилась.
— Фрина, местность-то очень гористая, — заметила она. — Самое высокое место в Австралии, простирается до Большого Водораздела и дальше к Снежным горам. Я бы назвала эти места недоступными; понимаю, почему ты хочешь лететь, но…
Фрина с любовью смотрела на Банжи. Бывшая наездница превратилась в очень хорошего пилота. Упитанная коротышка Банжи, с каштановыми волосами, безжалостно остриженными, поскольку они мешали ей в летном шлеме, вечно ходила с перепачканными в чернилах пальцами. Они с Фриной вместе учились в школе, где Банжи и получила свое прозвище за свою бесконечную изобретательность в применении ластиков[35]. Она была самой меткой в стрельбе чернильными дротиками.
— Берешь «Бабочку»?
Фрина кивнула.
— Ладно, давай поглядим на маршрут. Эти карты самые лучшие; вроде бы планируется новая съемка, но эти сделаны здешним топографом еще в 1856 году. Я полагаю, местность не слишком изменилась с тех пор. Значит, ты летишь отсюда — куда? Как называется этот город?
— Толботвилль.
— Ага, вон он. В этой большой речной долине, вот. Похоже, здесь можно приземлиться, хотя, если там все заросло лесом, снова подняться оттуда может быть трудновато.
— Тогда в… — Фрина сверилась с письмами. — Родники Макалистер.
— Фрина, налей-ка мне еще чайку, ладно? Не вижу я никаких Родников Макалистер, а вот река Макалистер есть, вот она. Похоже, начинается возле вот этой вершины, горы Хауитт. Эта долина, старушка, непроходима. Посмотри на карту!
Фрина вгляделась в линии на бумаге. Из толщи горы Хауитт вытекали две речки: Воннангатта направлялась вокруг горы на восток, а Макалистер текла на юго-запад. Банжи права. Похоже, в долине реки Макалистер нет ни одного ровного местечка, горы, примыкающие к Хауитт, судя по контурам, были отвесными.
— А эту я позаимствовала в туристическом клубе, — сказала Банжи, расстилая на столе еще одну карту. — Ею пользуются пешие туристы. Здесь отмечены все эти вершины. Смотри вот отсюда, от горы Хауитт. Тебе понравятся названия.
Ее указательный палец с коротко обрезанным ногтем следовал вдоль остроугольных линий.
— Между Хауитт и следующей вершиной располагается так называемая Поперечная Пила, а там, где вытекает Воннангатта, находится Страшная Впадина. Похоже, и впрямь глубоко. Затем идет гора Раздумье, а на другой стороне — Викинг. А вот этот кусочек высокогорья рядом с горой Хауитт — равнина Хауитт, которая ведет к Снежной равнине. Такие высоты я видела только в Гималаях. Большие горы — серьезная проблема для полета. Воздушные ямы, в которые можно провалиться в один миг, и сразу метров на сто пятьдесят. Туман. Облака. Ты знаешь, что такое облака? Летишь себе, беззаботно насвистываешь, а тут облачность, и вот ты уже в скалу головой втыкаешься. Фрина, дорогая, не думаю, что это здравая мысль. А каким-нибудь иным способом в это проклятое место попасть нельзя?
