Тим Стамп взял Фрину за руку и, похоже, не знал, что с ней делать дальше. Фрина решила отнять ее сама. Юноша извлек трубу из-под груды вещей и почтительно тронул Нерину за плечо. Затем, взяв ее под руку, провел на эстраду.
Зал затих. Тим Стамп вскинул трубу и заиграл «Унылый блюз»[59]. Играл он не так дерзко и властно, как Бен Роджерс, гораздо мягче и нежнее, и находил точный момент для каждого звука. Нерина поморгала покрасневшими глазами и прижала руки к груди.
— И потому мой блюз уныл, — запела она с таким напором, что Фрину прижало к спинке стула.
Труба Тима плела свое нежное кружево, не навязываясь и не мешая голосу.
Тинтаджел схватил Фрину за руку.
— Она удивительная, правда? — выдохнул он.
Со сцены лился поток скорби. Все разговоры смолкли. Невозможно было заказывать кофе или жаловаться на обслуживание, когда Нерина, разрывая собственное сердце, рассыпала его клочки, словно конфетти.
— Любила я лишь трех мужчин, кто в жизни моей был, — пела она, и околдованная публика не смела даже шевельнуться. — Отца, и брата, и того… — Она помедлила, пока труба вывязывала рисунок вокруг следующей ноты. Заключительная строка прозвучала с библейской силой: — …кто сердце мне разбил!
— И долго она может петь с такой страстью? — шепнула Фрина. — Она же надорвется!
— Нет-нет, слушай!
Тинтаджел не в силах был оторваться.
Нерина дошла до последнего куплета.
— Я шла, рыдая и дрожа, я шла совсем без сил, — причитала она. — И даже мой унылый блюз… — Вздох, всхлип трубы. — …меня не веселил, — закончила она.
Зал разразился аплодисментами.
— Может, я и лишился лучшего трубача в Австралии, — с гордостью заметил Тинтаджел, — зато у меня теперь лучшая блюзовая певица в мире.
— Она великолепна, — согласилась Фрина, когда Нерина запела «Блюз пустой постели».
Тинтаджел зачарованно слушал. Фрина коснулась его руки, смутно встревоженная мыслью, что он все-таки был соучастником преступления.
— Жаль, что так вышло с Беном, — тихонько проговорила она, пока Нерина в сопровождении трубы выводила полную муки и отчаяния мелодию.
— Да, не следовало позволять ему делать это в «Зеленой мельнице», — рассеянно пробормотал Стоун и внезапно очнулся от чар блюза.
Его взгляд, напоминавший пламя паяльной лампы, натолкнулся на зеленый взор Фрины.
— Ты знал о его намерениях, — сказала она.
— Да, — просто ответил Тинтаджел, накрыл руку Фрины своей и сжал — почти до боли.
— Так я и думала.
— И что ты собираешься делать? — осведомился он.
Фрина задумалась.
— Слушать музыку, — ответила она.
Нерина закончила петь и спустилась в зал. Взяв у Тинтаджела чашку с кофе, она залпом осушила ее.
— Думаю, этим я все же обязана Бену, — заметила она без тени улыбки.
— Чем? — спросила Фрина; рука ее все еще была в плену у Тинтаджела.
Фрина была потрясена признанием музыканта и обеспокоена отчаянием Нерины.
— Он научил меня петь блюз, — пояснила Нерина. — Тим, солнышко, принеси мне кофе. Да, — добавила она, поглаживая сплетенные пальцы Тена и Фрины, — он научил меня петь блюз по-настоящему.
Замершая на мгновение Фрина наконец облегченно выдохнула и рассмеялась.
