Джеймс прополз на четвереньках к лодке и взгромоздился на сиденье, чтобы обдумать свое положение. Было очевидно: территорию рыболовной ассоциации он проскочил во сне. Мост — а перед ним, вне всякого сомнения, был мост Кабана — был переброшен через реку в месте пересечения с Вэлли-Роуд, а это означало, что он уплыл вниз по течению на лишних полмили. Вывод: он, конечно, может оставить плоскодонку здесь, под мостом, но зато путь до дома удлинился теперь почти на милю.
Вывод второй: ему ещё повезло, что лодка наткнулась на опору; в противном случае течение могло увлечь его к самому водосливу. Ниже по течению как раз раздавался характерный шум воды. Близостью водослива объяснялась и заметно возросшая здесь скорость течения. А из этого следовало, что выбираться отсюда нужно с удвоенной осторожностью, чтобы не дать течению унести себя.
Джеймс с превеликими предосторожностями выбрался на сушу, зажав в зубах конец веревки. Под ногами хлюпал ил, руки скользили в мокрой траве. Внезапно нога его подвернулась и, чтобы не упасть, Джеймс ухватился за ветку подвернувшегося куста и… громко выругался — в ладонь больно впились терновые колючки.
Немного выждав, он с трудом подтянулся, перевел дух и аккуратно привязал лодку к основанию куста терновника. После этого наконец присел и призадумался.
Смысла пересекать поле и пашню теперь не было — по дороге он доберется быстрее. Правда, идти предстояло все время в гору. Около двух миль. Ему предстояло дойти до самого центра деревушки и повернуть налево, на Грин-Лейн. К тому времени уже окончательно рассветет, и вид его, мокрого, облепленного грязью и водорослями, несомненно, привлечет внимание ранних прохожих. Не говоря уж о том, что ему придется миновать Пони-коттедж, где несла стражу бдительная Китти.
Нет, такие перспективы его не вдохновляли.
Может, имеет смысл добраться по дороге до окраины деревушки, а потом уже прокрасться домой по околице и задворкам. Тогда он обогнет дом Китти с тыла и, если повезет, она его не заметит.
Правда, чтобы попасть в сад Кайта, ему придется перелезть через высокий забор, вдобавок утыканный шипами, но это препятствие не слишком страшило Джеймса. Что ж, так, пожалуй, он и поступит. И чем быстрее, тем лучше.
Он с трудом, то и дело поскальзываясь, вскарабкался по отрывистому косогору. С огорчением представил себе, как приятно было бы сейчас лежать в постели с Тони… Эх, Тони! Поглощенный грустными мыслями, он не услышал вовремя шума мотора приближающегося автомобиля, а когда услышал — было уже поздно. Перемахнув через невысокий плетень, отделяющий кусты от дороги, он очутился на асфальте дорожного полотна, когда из-за поворота выскочила машина и фары её мгновенно ослепили его. Джеймс, пошатнувшись, попятился, успев только вскрикнуть от страха, и тут же истошно завизжали тормоза, в лицо ему брызнул гравий, а в воздухе запахло паленой резиной. Машина влетела в кювет и перевернулась, а Джеймс опрокинулся спиной на деревянную изгородь, через которую только что с такой ловкостью перескочил. В ту же минуту из машины донесся истошный женский вопль:
— Готт им химмель! Ты что фытфоряешь, болфань фонючий!
Этот голос Джеймс уже где-то слышал, хотя тогда он явно звучал более дружелюбно. С трудом выпрямившись — Джеймсу показалось даже, что при этом у него хрустнул позвоночник, — он увидел перед собой графиню Чимаролли. С исказившимся от гнева лицом она продолжала вопить:
— Майн мужж! Мой манн! Ты убил его, болфань хренофф…
— Что такое? — выдавил Джеймс. — Ваш муж? Он пострадал?
— Доктур Членторд?
У графини отвалилась челюсть, а глаза полезли на лоб.
— Торчленд, — сухо поправил Джеймс. Приблизившись к опрокинувшемуся на бок «мерседесу», он осторожно заглянул внутрь, потом поспешно приоткрыл дверцу и принялся колдовать над бездыханным телом тщедушного седовласого джентльмена, лицо которого было залито кровью… При этом не забывал успокаивать бьющуюся в истерике графиню:
— Ничего страшного. Похоже, просто нос слегка разбит. Пустяки, не о чем волноваться…
Но Наташа Чимаролли завопила пуще прежнего:
— Майн муж почти мертф, ви гофорит мне не фолнофаться! Майн Готт, да у меня просто голофа фокруг идет!
— Кругом, — машинально поправил Джеймс.
Как и у меня от вас, графиня, подумал Джеймс. Вслух же сказал, оборвав её на полуслове:
— Лучше все-таки доставить его в больницу. Он только ушибся, серьезных повреждений нет, но лучше подстраховаться и…
— Мы достафить его домой! — взвизгнула графиня.
— Хорошо, — вздохнул Джеймс. Он утер кровь с бледного воскового лица графа собственным носовым платком и ещё раз тщательно ощупал все тело старика. Да, за исключением нескольких синяков и ссадин, никаких повреждений, по счастью, не было. Граф врезался головой в стекло, что его оглушило, а вот само стекло, по удивительному стечению обстоятельств, не пострадало. Похоже, что граф отделался легким сотрясением мозга, подумал Джеймс. И сказал:
— В больнице условия лучше…
— Я же ясно сказать — домой! — Наташа топнула ногой. — И ви поехать со мной. Ви финофать в этот афария. Шнель!
Джеймс едва удержался, чтобы не ответить «яволь», молодцевато щелкнув каблуками. Вместо этого он, сделав над собой, усилие, пробормотал:
— Вы уж извините. — Что толку было объяснять, что виноват он был лишь в том, что не вовремя перелез через злополучную изгородь, чем напугал старика. — Хорошо, раз вы так настаиваете, давайте отвезем его домой. Но только мне понадобится мой чемоданчик — лекарства и все прочее.
— Ми заехать за ваш чемоданчик. Залезайте, шнель!
Джеймс осторожно переместил бессознательное тело на заднее сиденье. Дыхание старика было ровное и размеренное, а на губах чувствовался сильный аромат джина. Джеймс, конечно, предпочел бы поместить пострадавшего в больницу, но рыжеволосая графиня и слушать об этом не хотела.
Взревел мотор, «мерседес» пулей вылетел из кювета на дорогу и, молнией, пронесшись по мосту, взмыл в воздух и, пролетев футов тридцать, шмякнулся об асфальт с такой силой, что Джеймс едва не откусил язык. Вытаращившись на спидометр, он в ужасе разглядел, что стрелка уже миновала отметку восьмидесяти пяти миль в час и приближалась к девяноста* (*около ста пятидесяти километров в час). В зеркальце заднего вида блеснули разукрашенные глаза графини Чимаролли.
— Кто искупал фас в река, доктур? — поинтересовалась она.
Джеймс не сразу нашелся, что ей ответить, поскольку не успел ещё придумать мало-мальски разумного объяснения. Более того, он сомневался, что ему это вообще удастся. Рыбалка, наблюдение за птичками, утренний моцион, пробежка — ничто не могло объяснить, почему он искупался в таком виде. Ну кто, будучи в здравом уме, способен отправиться на рыбалку в парадном костюме? Спасение пришло с той стороны, откуда он его не ждал. Окинув взглядом графиню, Джеймс оторопел: она была в легкой блузке, вырезанной спереди почти до пупка, а нижнюю часть её тела вместо юбки или брюк прикрывали (а точнее — открывали) почти прозрачные шаровары, наподобие тех, что носят порой исполнительницы танца живота. — Вы и сами одеты не для загородной прогулки, графиня, — нашелся он.
