— При живой жене?
— Ты ведь тоже так поступила!
Я пропустила эту реплику мимо ушей.
— Люциус сказал, что несчастлив в браке.
— Он так сказал? — невольно переспросила я, вспоминая, как он отзывался о браке с Рут в начале нашего знакомства.
— Именно так, — заверила Моника. — Мы были очень привязаны друг к другу, а после инфаркта он и вовсе не мог без меня жить. Я навещала его в больнице.
— Каким образом? Я почти не отходила от него.
— Я переодевалась медсестрой, дожидалась, когда ты выйдешь, и сменяла тебя у его постели. Тогда Люциус и завел разговор о разводе. Он сказал, что больше так продолжаться не может, что он должен соединить свою жизнь с моей, пока еще не поздно.
— Ох, ради Бога! — не удержалась я.
— Это правда. Он собирался попросить у тебя развод этим летом, но все никак не мог найти подходящий момент. Люциус не хотел причинять тебе боль! Он надеялся, что ты сама заговоришь на эту тему.
— О разводе? Я? — Ей снова удалось меня ошеломить. — Из чего, скажи на милость, он сделал такой вывод?
— Ну, не знаю. Я просто цитирую.
Тут в памяти всплыл разговор в библиотеке, внезапный и совершенно неоправданный отказ Люциуса заплатить по моему обязательству. Я запоздало сообразила, чего он этим добивался. В своей слепой страсти к женщине он переставал мыслить здраво. Тайная и темная сторона души, так хорошо знакомая мне из прошлого, нашептала ему, что отказ дать мне то, что я считала своим неотъемлемым правом, толкнет меня на разрыв с ним. Так он рассчитывал избавиться от меня.
— Позволь полюбопытствовать, какую роль во всем этом сыграли Уотермены?
— Так как Гил хорошо знал Мишеля, Люциусу не составило труда протолкнуть меня на большой прием в дом Уотерменов. Я постаралась понравиться Бетти и добилась, что она пригласила меня у них пожить.
— А если бы не пригласила?
— Удача была на нашей стороне. Изначальный план был другой.
— Какой?
— Люциус так или иначе собирался поселить меня в своем доме на все лето. Он забронировал мне номер в одном из мотелей в Саутгемптоне и подкупил твою секретаршу, чтобы та уволилась в самый неподходящий момент. Хотел предложить меня как замену под видом своей сотрудницы.
Новая вспышка в памяти: Нэнси, секретарша, с бухты-барахты просит расчет. Выходит, я тогда не зря задавалась вопросом, откуда у нее деньги на кругосветное путешествие. Однако нельзя было показывать Монике, что я взволнована ее откровениями, и я продолжала допрос холодным деловым тоном:
— Понимаю. Ты должна была войти в наш дом как мой личный секретарь.
— Отчасти так оно и вышло, ведь верно? Разница в том, что ты сама это устроила.
Я невольно передернула плечами, поняв, что глупейшим образом попалась на приманку. В этой затее Люциус проявил себя мастерски. Он устроил все так, что я не только ни о чем не догадывалась, но и сама любезно осуществляла его план. Как я ненавидела его и себя за полнейшую наивность!
— Я хотела, чтобы ты знала правду, Джо.
— Разумеется, как же иначе.
— Честно! Но Люциус заставил меня поклясться, что я не пророню ни слова, что он сам тебе все скажет перед возвращением в Нью-Йорк.
Я принялась ходить взад-вперед по комнате, пытаясь мыслить логически. Я знала, что Люциус Слейтер способен на все, но что-то в версии Моники не сходилось.
— Ты ведь знала, что Люциус не должен перевозбуждаться, что это смертельно опасно для него.
— Нет, не знала! Он уверял, что доктора всегда перестраховываются, а когда я сказала, что жду ребенка, он… он обезумел от счастья.
Меня затошнило. Уж не знаю, как мне удалось тогда сохранить самообладание.
— Тогда, в кабинке у бассейна, я просила тебя вызвать «скорую», а ты просто стояла столбом.
— Я была в шоке! Люциус задыхался, ты кричала… Прости, что не пришла тебе на помощь, но я была просто не в себе! Мне так жаль, Джо! Я знаю, это ужасно. Потом, позже, я боялась, что ты винишь меня в смерти Люциуса. Клянусь, в тот день в кабинке между нами ничего не было. Мы просто беседовали… а твое появление выбило Люциуса из колеи.
— То есть его смерть на моей совести?
— О нет, я совсем не это имела в виду! Я хочу сказать, никто ни в чем не виноват, но теперь уже ничего не поделаешь. Я любила Люциуса, просто обожала! Сама посуди, ведь его смерть довела меня до выкидыша! Ты не знаешь, как это страшно — потерять ребенка. Хуже не придумаешь! Я и без того чувствовала себя одинокой и покинутой, а тут еще это! Я мечтала о ребенке от Люциуса, хотела сберечь хоть частичку его в своей жизни!
Во время этой чувствительной тирады я сверлила Монику взглядом — пусть прочтет там, что я думаю об этом фарсе.
— Ты сберегла его частичку, и немалую, — сказала я, когда она умолкла. — Двести миллионов.
— Джо! — отшатнулась она. — Клянусь жизнью, я ничего не знала о завещании!
И вот тут Моника проделала такое, чего я не ожидала от нее, — рухнула передо мной на колени.
— Скажи, что прощаешь меня! Твоя дружба для меня дороже всего на свете!
Это была затруднительная, неприятная ситуация сродни той, когда вас слезно умоляет о прощении безумец, прикончивший всю вашу семью. Я вскочила и поспешно отошла от нее подальше. Моника проводила меня взглядом коровы на бойне — зрелище, противное до дрожи в коленях.
— Это была весьма поучительная беседа, — сказала я, желая поставить точку. — А теперь, если можно, я вернусь к прерванному занятию. Ты знаешь, где дверь.
Моника поднялась. Слава Богу, она больше не пыталась приблизиться ко мне.
— Но ты еще не сказала, что мы снова друзья!
— И не скажу.
— Почему?
— Почему?! Потому что не верю твоему рассказу и тебе. Могу еще раз повторить, что отныне намерена жить так, словно ты не существуешь. Наши дороги разошлись, и на этом конец.
— Ты уведешь с собой всех своих друзей.
— Какое тебе дело до них?
— Не хочется слыть кошмарной особой.
— А я здесь при чем?
Это было не совсем так: люди считались с моим мнением. Моника знала это. Выражение ее лица вдруг резко изменилось. Мгновение назад оно было полно мольбы и кротости, теперь стало каменной маской отчуждения и угрозы. Мне еще не случалось быть свидетелем столь контрастного преображения.
— Значит, ты отказываешься помогать мне? — уточнила она неприятным тоном.
— Я не хочу знать тебя.
— И намерена приложить все усилия, чтобы я не попала в совет директоров Муниципального музея?
Наконец карты открыты, подумалось мне.