с губ сорвался гортанный мягкий смешок. И от этого удивленного внимания Кате стало неловко. Сейчас высмеет ее выбор, назовет наивно-романтизированным, как это совсем недавно сделала Гаврилова. – Ну, знаешь, легенда о Великом полозе, зме́е, охраняющем злата Уральских гор. Мне нравится, как деревенские передают его справедливость, о нем говорят со страхом, но уважительно.
Смоль попыталась убедить саму себя в том, что к этому мифу ее тянули не тоскливые песни невест, идущих на погибель. Так ли оно было? Она не могла сказать точно. Его вопрос сбил с толка:
– Несмотря на то что он монстр?
– Не смейся, он мне кажется не монстром, скорее местным природным богом. Змей не причиняет вреда просто так, только если заслуживают. С невестами, конечно, двояко выходит, но хочется верить, что для них подразумевается не самый печальный конец.
Мужчина медленно непонимающе сморгнул, рассеянно сорвал близрастущий цветок и задумчиво повертел в пальцах, продолжая гипнотизировать Катю заинтересованным взглядом.
– Это тот, где умирают от тоски по дому?
– Ну, это ведь лучше, чем версия о том, что он убивает девушек только из-за того, что они не могут дать потомства. – Смоль возмущенно фыркнула, голос дрожал.
– А может, он уничтожает их ради собственного удовольствия? Черпает в них свою волшебную силу?
Катя открыла рот, готовая оспорить такое жестокое предположение. Но, не найдя должного аргумента, так же молча сомкнула губы, неуверенно пожимая плечами.
Разве это было бы не разумно, не объясняло бы долгую жизнь коварного змея, требующего каждый год новую невесту? Ей хотелось облагородить, сделать эту легенду чистой, справедливой. Вдохнуть в нее то, чего так недоставало современному миру, – безупречности. Хотелось, чтобы змей был не коварным, а отзывчивым к тому, что его окружает. Чтобы вероломных, алчных до золота людей, ступающих по головам, карала справедливая уверенная рука. Чтобы открытым душой, искренним и добрым сыпалась благодарность самоцветной рудой. Чтобы девушки проживали тот год счастливо, а смерть их была невозмутимой и легкой. Но написать работу Смоль должна была, опираясь на домыслы других. Тех, кому легенда не казалась красивой сказкой, тех, кто считал, что живет в этом по сей день.
Мысль, что где-то в лесах и болотах скользило огромное чешуйчатое тело, что каждую весну распускались и шевелились огромные кольца, пророча очередную гибель для девушки, по-настоящему пугала. Если бы существовал такой мир, наполненный неизвестными богами и монстрами – человечество не осилило бы, оно бы не выжило.
Сказки тянули ее. И в то же время ужасали.
– Ну, наверняка мы сказать не можем. В каждом этносе он будет разным, единого мнения ни по одному вымышленному существу не услышать. Погоди-ка. Я сижу здесь с тобой, болтаю, а как ты здесь вообще оказался? Если ты из Жабок, то путь довольно далекий и не особо полезный. – Смоль подозрительно нахмурила брови, не водил ли ее за нос местный мужчина, которому скучно? Но морщинка на лбу тут же разгладилась, осознание пришло сразу за вопросом. – Ты за своим свитером? Не злись, я потеряла его.
– Я не за ним пришел. – Она уловила в его словах двойное дно. Его длинные пальцы не спеша выполняли работу, которую заставила проделать ее Софья. Щек задумчиво вертел лениво собранный букет в руках, чуть клонил голову вниз, вдыхая мягкий, ненавязчивый аромат, а затем хитро стрелял в нее взглядом над фиолетовыми цветками. – Скажем так, решил сменить на время место проживания. Здесь мне есть где ютиться. Может, наведаешься в гости?
Хитрый прищур стал хищным, рука мужчины потянулась к ее волосам, достала и показала Кате еловую иголку как оправдание. Дыхание предательски замерло. Сердце запнулось, ускорило свое биение и уже галопировало где-то в глотке. Мышка перед громадным удавом. Щек потянулся вперед медленно, позволяя ей отпрянуть или передумать.
Но этот выбор казался Кате лишь видимостью – тело застыло, осталась лишь пульсация сердца на кончике языка и сладкое предвкушение, свернувшее в узел внутренности. Веки опустились, когда его губы мягко коснулись ее. Едва ощутимо замерли, обжигая своим теплом, в легкие ворвалась осень, танцующие на ветру листья и капли дождя. Катя несмело приоткрыла губы навстречу и услышала его довольный выдох, сминающий остатки самообладания, как рука сминает тонкую бумагу.
Поцелуй из нерешительного и мягкого, граничащего с трепетной нежностью, начал переходить в глубокий. Пальцы Щека огладили скулу, спустились ниже, едва ощутимо нажали на подбородок. И она с готовностью приоткрыла рот шире.
Его глухой стон наотмашь ударил по сознанию, пронесся тихой вибрацией по всему телу, и Смоль потянулась вперед. Дрожащие пальцы скользнули по твердым мышцам плеч, шее, пока он рывком усаживал ее на себя. Вбивался в рот уже жадно, отчаянно, скользил, вылизывал нёбо, переплетая их языки.
А Катя гибла. Горела изнутри, растворяясь в касаниях без остатка. Был лишь его язык во рту, врывающийся, опьяняющий, властный. Так, как никогда и никто. Так, как она не осмеливалась даже думать. Были уверенные руки, сжимающие почти до боли ее тазовые кости, не позволяющие соскользнуть с колен. И нехватка воздуха, плавящая легкие.
Его едва заметный толчок к ней навстречу тазом заставил застонать. Прямо в эти губы, сминающие рот. Выгнуться, шире разводя на нем ноги, повторить движение. Мужские руки жадно двинулись в путь, ниже, обхватили ягодицы. Новый хриплый выдох в ее рот свернул узел желания внизу живота. Настолько близко друг к другу, не будь одежды – единое целое. Смоль разваливалась на части, распадалась на молекулы, пока мир вокруг трещал по швам и осыпался.
Щек оторвался от губ, зубы прихватили кожу на нижней челюсти, губы скользили по шее, оставляя за собой влажный след. Господи, она сейчас действительно умрет, такое просто невозможно вынести… Собственный язык скользил по покрасневшей от поцелуев нижней губе, съедал его запах, вкус. Смоль откинула голову и снова заскользила на его коленях, ощущая, как дыхание на шее участилось. Насколько крышесносно он был возбужден.
Пальцы дрожали, когда Катя отстранилась ровно настолько, чтобы потянуть вверх края его свитера. Мало, чертовски мало, разгоревшаяся жажда разрывала изнутри. Впервые ей хотелось ощутить большее.
Щек не выдержал, резким рывком опрокинул ее на лопатки, отстраняясь лишь для того, чтобы сбросить свитер. Опустился сверху, упираясь на локоть, пока вторая рука жадно нырнула под ее кофту, сжимая обнаженную грудь, пальцы нашли горошину соска, сжали. Удовлетворенный рык заставил прогнуться навстречу его касанию, судорожно ловить воздух губами. Между ног стало влажно.
Ни одной мысли, в голове настолько пусто, лишь кроваво-красным набатом по нервам било желание.
Увлеченные, они не услышали широких шагов, переходящих на бег. На поляне они были не одни.
Удар в плечо, настолько сильный, что Щека отбросило на землю, он быстро вскочил. Золото в глазах застыло, сбитое дыхание не желало подчиняться,
