к дивану, где снова сажусь. На столе стоит тарелка с курицей-гриль и запеченными овощами.
У меня нет сил.
У меня нет желания жить.
Мне нечего дать этому жестокому миру.
Николай садится рядом со мной и отрезает кусочек куриной грудки-гриль. Он подносит вилку к моему рту, и я понимаю, что если откажусь, это приведет к ссоре.
Мои губы приоткрываются, и я откусываю кусочек. Мой язык не ощущает вкуса, и я изо всех сил пытаюсь прожевать и проглотить.
— Расслабься. Я здесь как друг, — говорит он, прежде чем наколоть кусочек брокколи.
Друг. Мне это нужно как никогда.
Аврора наконец-то обрела свое счастье с Мишей. Они обручились и скоро поженятся. Я не могу разрушить это, рассказав ей о том, что случилось со мной.
Я смотрю на лицо Николая, и наши взгляды встречаются, когда беру с вилки кусочек брокколи.
Уголок его рта приподнимается.
— Моя мама кормила нас насильно, когда мы отказывались есть.
Трудно представить легендарную Уинтер Хемсли в роли матери.
— Каким было твое детство? — спрашиваю я.
— Если коротко, то оно было потрясающим, — отвечает он без колебаний. — Я вырос в любящем доме.
В отличие от моего.
Я вздыхаю.
— В нашем мире редко бывает, чтобы тебя любили дома.
К моему большому удивлению, он продолжает рассказывать о себе.
— В десять лет я уже был искусным бойцом, а в шестнадцать убил первого мужчину.
— Кого?
Николай качает головой.
— Это был охранник, который помог Инне улизнуть на материк.
Моя бровь приподнимается.
— Так это правда? Ты живешь на острове?
Он кивает, и на его лице появляется удовлетворение, когда он скармливает мне еще один кусочек курицы.
— Тебе понравится. Там много природы, которую можно нарисовать. — Его взгляд скользит по черному холсту, прежде чем он сосредотачивается на нарезке очередного овоща.
Проглотив еду, я спрашиваю:
— А на острове не было одиноко?
— Нет. — Его глаза встречаются с моими, и в них нет и следа того опасного мужчины, с которым я флиртовала до того, как на меня обрушился ад. Его глаза теплые и добрые, и это заставило меня уставиться на него.
— Инна младше меня всего на три года. Мы выросли лучшими друзьями. Я ходил в школу на материке, где и познакомился с Максимом. Он мой шурин.
— Должно быть, здорово, что твой лучший друг женился на твоей сестре, — комментирую я.
Николай качает головой.
— Нет, я женился на сестре Максима. Ане. А Инна замужем за Сергеем Романовым. Он член Братвы.
Не задумываясь, я спрашиваю:
— Каково это — жениться?
Николай на мгновение замолкает, разрезая оставшуюся курицу на кусочки.
Он скармливает мне кусочек, затем говорит:
— Я только недавно понял, что это отняло у меня много сил. За обман умирающей женщины пришлось заплатить.
Мои глаза встречаются с его.
— Какую цену?
На мгновение воцаряется тишина, пока он кормит меня, а затем признается:
— Было трудно быть с ней близким. Я не умею притворяться, поэтому мне пришлось надрывать задницу, чтобы заставить ее поверить, что я люблю ее. Я никогда больше не хочу оказаться в подобном положении.
Я даже не осознаю, что нормальный разговор с Николаем заставляет меня забыть о своих демонах на какое-то блаженное мгновение.
Не успеваю я опомниться, как Николай кладет столовые приборы на пустую тарелку.
Я прислоняюсь плечом к спинке дивана и спрашиваю:
— Почему ты женился на ней?
Он пожимает плечами и делает глубокий вдох.
— Я сделал это ради Максима. Он хотел, чтобы его сестра была счастлива в ее последние дни жизни.
В моем сердце вспыхивает искра тепла.
— Ты хороший человек, Николай.
Издав смешок, он ухмыляется.
— Позволю себе не согласиться.
Я наконец-то расслабилась и начинаю чувствовать сонливость.
— На что похож бизнес с кровавыми алмазами?
Он удобно устраивается рядом со мной, и мой взгляд скользит по его мощному телу. Мой желудок трепещет, но тут же желчь гасит это ощущение.
Я качаю головой и закрываю глаза, чтобы сосредоточиться на том, чтобы держать ужасные воспоминания под замком. Темнота сгущается, прогоняя расслабляющую атмосферу и наполняя воздух напряжением.
Николай замечает перемену и шепчет:
— Можно мне обнять тебя?
Нуждаясь в его силе, я киваю. Мгновенно его руки обхватывают меня, его объятия подобны утешающему и защищающему одеялу, обернутому вокруг меня.
Он держит меня в объятиях пару минут, а затем перемещает меня, чтобы я прислонилась к нему. Я кладу голову ему на грудь, и он целует мои волосы.
— Бизнес кровавых алмазов безжалостен, но прибылен. Имея дело с повстанцами, никогда не знаешь, уйдешь ли ты с грузом или придется бороться за свою жизнь. Они непредсказуемы и не играют по тем же правилам, что Братва и мафия, — продолжает он говорить так, словно у меня только что не было мини-срыва.
— Должно быть, это сильный стресс. — Я колеблюсь, прежде чем положить руку на его пресс.
Еще неделю назад я бы из кожи вон лезла, чтобы Николай сидел и разговаривал со мной.
Но трудно найти радость, когда на мои плечи ложится груз испорченности.
— Ты привыкаешь к этому, — усмехается он, прижимаясь грудью к моей щеке. Он откашливается, затем спрашивает: — На что было похоже твое детство?
Я глубоко вздыхаю.
— Совсем не таким, как у тебя. Мой отец почти не бывал дома, а мама слишком любит "Маргариту".
Я чувствую, как его пальцы перебирают мои волосы, и это прикосновение успокаивает.
— Что заставило тебя заняться живописью?
— Урок рисования в школе. — Мои губы почти растягиваются в улыбке. — Я жила ради часа, когда могла рисовать.
Когда Николай рассказывает мне о себе, я хочу дать ему что-нибудь взамен.
— Я не хочу брать на себя бизнес отца. — Я с трудом сглатываю. — Я не хочу быть в Академии Святого Монарха.
— Ты и не обязана, — бормочет он.
Я горько усмехаюсь.
— У меня нет выбора.
Его пальцы продолжают перебирать мои волосы.
— Есть. — Он кладет другую руку мне под подбородок и приподнимает мое лицо, чтобы я посмотрела на него. — У тебя всегда есть выбор, но давай оставим эту тему, чтобы ты могла снова расслабиться. Расскажи мне о своей дружбе с Авророй.
Я смотрю в его глаза, задаваясь вопросом, откуда взялась эта его версия. До засады Николай был отстраненным, а иногда и откровенно жестоким.
Но теперь он теплый и заботливый.
Почему?
Неужели он знает?
Жалеет ли он меня?
— Шшш… — напевает он. — Не зацикливайся на своих мыслях. Поговори со мной.
Я снова прижимаюсь щекой к его груди и, закрыв глаза, шепчу:
— Я бы предпочла услышать о твоей жизни. Есть ли что-то,
