Ступай отсюда, олух! Я им сам все передам!
Дейна на миг подумала, что Леон вздумал выдать ее стражникам, и не сдвинулась с места, когда граф потянул ее за собой. Нет, этого не могло быть, разумеется, если герцог Виенто не отдал личное распоряжение схватить одаренную ведьму. Но тогда бы ему вручили указ, подписанный и закрепленный печатью.
На всякий случай она резко вырвалась, пока он не сделал хватку сильнее.
— Я не пойду с тобой!
— Пожалуйста, доверься мне, Дейна, — хрипло произнес Леон. — Я знаю, что делать.
Дейна с тревогой посмотрела в удаляющуюся спину понурого лакея. Сейчас у нее оставался единственный шанс спастись после содеянного на Алой площади — это полностью покориться воле графа Лоренцо. Ненавидя быть беспомощной перед обстоятельствами и тем более людьми, она приняла эту сложную истину с трудом и с досадой.
Но для Леона она нежно улыбнулась, заталкивая глубоко в себя самоуверенность и желание немедленно убежать.
— Позволь мне спасти тебя еще раз?
Обезоруживающая белозубая улыбка неуловимо заменила злое выражение лица. И Дейна сочла за лучшее согласиться. Долгие раздумья погубят ее сразу, лучше пойти за любимым человеком и постараться вести себя как можно тише, чтобы не стать сожженной на костре. В ее, Дейны, детстве мать иногда изрекала фразу, что молчание подобно золотым слиткам, в то время, как слово — всего лишь серебро.
Золото всегда казалось Дейне слишком ярким и сверкающим металлом, но сейчас девушка решила иначе.
— Пойдем, — обреченно вздохнула она.
И решительно вложила узкую ладошку в широкую ладонь Леона.
* * *
Дейна до последнего не знала, куда он ведет ее, между деревьями, вдоль дома, все дальше от главного входа. Еще молодые люди опасались окон, пригибаясь каждый раз при приближении к ним. Под их ногами с тихим треском ломались маленькие веточки, и со стуком перекатывался белый гравий, но исправлять это уже не осталось времени.
Заднюю часть дома плотно закрывали колючие кустарники и крапива, добираться туда было настоящим испытанием. Как Дейна не пыталась уберечь открытые руки и щиколотки от обжигающих зеленых листьев, задетые участки тела пекло и жгло. Неприятно, но уж лучше так, чем сгореть на костре инквизиции. Выбор не всегда происходит между хорошим и плохим.
Наконец они приблизились к незаметной двери, плотно закрытой и, вероятно, запертой. Но Дейна ошиблась в своем предположении. Остановившись, Леон немного подождал, прислушиваясь к посторонним звукам, а потом открыл дверь, с силой толкнув плечом.
— Не услышат стук? — боязливо поинтересовалась Дейна, озираясь.
— Если медленно открывать, она будет страшно скрипеть, — пояснил Леон, и зачем-то потянулся к кинжалу на поясе.
Дейна проводила его точное, ровное движение растерянным взглядом.
— Что ты хочешь сделать?
Он выпрямился и посмотрел прямо ей в лицо. Теплота мигом исчезла из серых глаз, любимое лицо снова потемнело — от душевных метаний, тревоги, и явной невозможности лучшего выбора. На секунду Дейна подумала, что ей стоило бояться не только церковников, но и того, кому она по неопытности доверила свою жизнь. Предательская мысль проскользнула и исчезла в водовороте сознания.
Ведь Леон же не причинит ей вреда?
— Послушай, Дейна, — заговорил Леон изменившимся голосом — тихим, вкрадчивым, четким. — Тебе это не понравится.
За спиной раздался шорох осторожно раздвигаемых кустов. Постукивание гравия. Медленные шаги. Кто-то напал на их след и теперь приближался, уповая на то, что жертва глупа донельзя. Дейна хотела, было, обернуться, отшвырнуть наглецов Воздушной магией, но Леон схватил ее за руку и не позволил.
Второй рукой он извлек кинжал. Маленький острый клинок. Солнечный луч упал на лезвие, и оно ядовито сверкнуло.
— Слушай меня! — зашептал он, склонившись к ее уху. — Нас обнаружили! Помни одно. У церкви Патреса есть одна нерушимая заповедь, которую не в силах изменить даже кардинал. Они никогда не причиняют вреда раненым и изувеченным. Не помогают, но и не наносят вред, слышишь?!
Дейна все слышала и все понимала. Ее испуганное сердце больше не колотилось с такой же невыносимой силой, как во время побега, а глаза видели только лицо Леона, искаженное душевной болью. А еще — его руку, крепко сжимающую кинжал, и эти два неровных движения, от которых не получилось уклониться. Зеленые листья деревьев, алые всполохи перед глазами, тяжелое прерывистое дыхание, и… боль. Резко заныла рука, затем нога. Белый цвет летнего платья торопливо съедал алый. Будто магический красный огонь посреди заснеженной поляны.
Леон толкнул Дейну в грудь, заставляя упасть в траву, и добился своего мгновенно. Девушка не удержала равновесия, рухнула на бок, и, кажется, ушибла плечо. Но какое это имеет значение в сравнении с невыносимо саднящими ранами? Кровь текла, сознание мутнело, шаги приближались.
Дейна не видела, что делает Леон. Она лежала к нему спиной, не в силах повернуться.
Кажется, кровь залила платье и останется на этой прекрасной изумрудной траве. На мелких полевых цветах, на листочках, впитается в иссушенную жарким солнцем землю. А когда Дейна истечет кровью, на месте, где она сейчас лежит, вырастет вишня.
Мысли были глупыми, пустыми, бессвязными. Кровь стучала в висках. Дейна лежала с закрытыми глазами, удивляясь, что еще жива. Шевелиться или вставать опасно, поэтому она скрипела зубами от боли и вслушивалась в каждый шаг, каждое слово, каждый шорох.
Там, где-то очень далеко и одновременно слишком близко Леон препирался с церковниками.
— Именем короны…
— Стоп-стоп-стоп. Умерьте пыл, святой отец Пол. Ведь вы представляете не корону, а церковь.
— Служители Патреса неотделимы от короны, господин граф. Его величество — наместник Патреса на земле!
— Вот оно что! А я-то, дурак, думал, что мы живем в мире стихийной магии!
Кажется, Леон щелкнул пальцами, но это не главное…
Собрав последние силы и пытаясь не привлекать внимания, Дейна тихо перевернулась в мягкой траве. Хорошо, что, хотя бы здесь ее не выжгло злое солнце, и колючие травинки не впиваются в раны. Теперь ей был открыт хороший обзор на высокого бородатого мужчину в черном одеянии, двух мордоворотов, закованных в броню, и, конечно же, на Леона.
— Ересь! — загрохотал тем временем визитер после короткого молчания.
— Это ваш любимый ответ на все неугодное?
Леон говорил легко и дерзко, стоял прямо и смотрел прямо. Он совсем ничего не боялся! Дейна почувствовала прилив гордости за любимого человека, но к этому сладкому чувству примешивался медный привкус страха.
— Послушайте, граф. Ваш отец очень уважал меня, как представителя церкви. Мне бы хотелось такого же отношения от вас.
— А еще мой безумный папаша жертвовал огромные средства вам, — с усмешкой выпалил Леон. — И прощал каждый раз отсутствие
