встречаешь всё меньше, монотонное время проходит быстрее. Тебя это печалит?
— Ещё как, Марья, — признал Кэррот со вздохом. — Я не успеваю всего, что хочу. Видишь, дамы прохаживаются?
— Те ухоженные сударыни?
— Я мог помнить их юными девами! Как игриво они трепыхали ресницами, звонко смеялись, плясали на праздниках, выбивая каблуками искры из мостовой! Чтоб потом нарожать орущих детей своим скучным мужьям и проигрывать борьбу с лишним весом. А я-то остался всё тем же…
— Чувствуешь себя вечно молодым? — иронично прищурилась журналистка.
— Чувствую себя потерявшимся! — отозвался Олясин, томно облокачиваясь на чугунную ограду. — В восемнадцать я не понимал, что делать со всей этой жизнью. Думал, передо мною бескрайнее море! Десять лет спустя я по-прежнему не понимаю, что делать, но моря передо мной уже нет.
— И поэтому ты так рвёшься на приключения? — уточнила Мария. Кёрт молча блуждал взглядом в зелёной листве. Потом, вскочив, страстно заговорил:
— А ты помнишь восемьдесят седьмой? Стылый сумрак зимы, добела раскалённое лето? Аромат чангамских роз на юбилее столицы? Помнишь волоокую Ванессу Ваум, как её рисовали на театральных афишах? Помнишь эпидемию помпонной чумы, когда у людей на головах вырастали красные шары? А как трубадур Пипифоний пел песню про белую гарпию любви? Только представь: срочные мысленные сообщения были неведомой роскошью! Дозорную башню ещё не снесли, и она возвышалась над городом. Помнишь Йенни Лорелл в её знаменитом платье золотисто-лазурного цвета? Вывески, намалёванные от руки — сейчас-то повсюду бездушная литография… Тополя вдоль дороги отсюда до Жолвы, высоченные, шумные. Их повырубили, чтобы пух не летел. А молоко в треугольных бумажных пакетах? Зачем, кстати, его заливали в такие пакеты? Ты помнишь?
— Помню всё, что застала. Я же мнемоник.
— Ну да, да, — рассеянно признал Кэррот. Они двинулись дальше по улице. — Вот не очень тактичный вопрос, но скажи, в каком ты году родилась?
— Думала, это я беру у тебя интервью, — усмехнулась Мария. — Мне двадцать четыре, Кёрт. Понимаю, о чём ты, хоть мы различаемся: я помню не только хорошее. И работа в столичной газете… пять лет веду хронику этого города и боюсь даже представить, что узнаю за следующую пятилетку! Но ответь, что тебя подгоняет? Парадокс: ты жалеешь, что жизнь коротка, и при этом упорно лезешь в передряги, которые могут сделать её ещё короче.
Они шли вдоль витрин магазина специй Павла Атридова. Терпкий запах пряностей помог Кэрроту сформулировать мысль.
— Это не парадокс. Всё логично! Я хочу проживать свою жизнь, как хочу, а не прохлаждаться в покое и праздности. Даже там случайный кирпич или метеорит на башку упасть может… я верю, что в передрягах мне безопаснее! Сама посуди: я рассказываю тебе эти истории — значит, в них меня не прикончили. Смысл в том, чтобы жить в полную силу, искромётно, насыщенно, весело… ибо время уходит.
— Да, это так. Поэтому к делу: когда вы стали Воинами Хаоса? После Спады, как узнали о Хаотическом Заговоре?
— Нет, конечно! Мы тогда ещё знать не знали о заговоре. Жили, родине служили…
— Как-то недраматично звучит, Кёрт. Вас же сразу должен был захватить ход истории! Вы, фактически, герои Сизии, а у героев — Судьба! Может, вас тянул за собою высокий мотив? Вы стремились добиться истины? Обрести могущество? Спасти мир? Или близкого человека? Отомстить за гибель родителей? Братьев? Питомца?
— Увы, Марья! Как я упоминал, мы изначально хотели остановить Хаос. Но поскольку его пока не было, приходилось хотеть славы, успеха и денег. Ну и женщин, конечно… Да, у Костика родственники погибли в Войну Хаоса. Но ведь это лишь капля в море. А мою сестру Кору похитили хаоситы… нет, неправда, она в Азиро сбежала с одним менестрелем. В общем, вот что хочу сказать: веришь, нет, мы не чувствовали какой-то особой судьбы. Это что-то застывшее, упорядоченное… Нас же вела череда событий, большинство из которых мы не могли ни предвидеть, ни объяснить. Воинами Хаоса мы стали, по сути, случайно.
— Как и полагается, — смирилась Сюрр.
— Ну. И, хоть я и зову себя воином хаоса, рассказывать буду по порядку. Дойдём до Звёздной площади… и я прямо там и начну.
— Кстати, Стену Истории наконец-то помыли и отреставрировали, — отметила журналистка. — Теперь можно хотя бы прочесть, что там выбито.
В центре площади сияла под солнцем выложенная кварцем девятиконечная звезда, символ Сизии. Напротив помпезной белокаменной ратуши одиноким зубом торчал фрагмент древней каменной стены: памятник первым укреплениям Харлоны. На стене размещались пластины серого мрамора с краткой историей королевства.
Гигаклазм, обрушивший Старый Мир, сократил человечество на девять десятых. Уцелевшие в катастрофе влачили жалкое существование на руинах городов к югу отсюда. Кровавую неразбериху сменила Теократия, где людей усмирили религиозными предписаниями. Те, кому церковные догмы были не по душе, уходили на север: изменение климата обратило мёрзлые, негостеприимные земли в привольный край. Тундры поросли деревьями, леса заселило зверьё. В 85 году новой эры здесь, где Иссина впадает в озеро Хирл, появилась охотничья деревушка, позже названная Харлоной. Теократия чаяла захватить и эти края, но в ней произошло Затемнение и власть религии рухнула. Метрополия опустела. Вольные города севера, наоборот, укрепились и выстояли. Полвека спустя, победив мрачный Роггард, Харлона объединила истощённые войной поселения в единую Сизию, приняв формой правления выборную монархию с элементами военной демократии. Цивилизованные соседи, Восточье и Тарбагания, склонились пред новой державой, устремлённой в великое будущее.
На этом выбитый в мраморе текст завершался. Кэррот поморгал и прокашлялся.
— Всё началось в Хендре.
— На восточном краю королевства? Туда-то вас как занесло?
— Тоже мне край! Мы потом много где побывали. И в Восточье бродили, и на западе, за пределами Обитаемых Земель… я не хвастаюсь, просто не могу умолчать.
— И как, ты удовлетворил жажду путешествий?
— Мария, ты пробовала заливать костёр водкой? То-то же. Ну а в Хендру нас занесло стечение обстоятельств. И разнузданное поведение. Вернувшись с охоты на демонов к служебной рутине, мы заскучали. Костик ругался, будто я «словил звезду»… не словил, я ею стал! Жаждал новых свершений. Служить оставалось всего ничего, но капитан Зямов, которого мы уже ни во что не ставили, к концу лета придумал, как от нас избавиться. Командировал в Хендру, вроде как для обмена опытом. Мы сперва даже обрадовались, а вот тамошние коллеги — не очень. Мы им тоже нужны были как булу пятый рог.
Журналистка прищурилась, глядя на солнце.
— Хендра колоритная. Рыжие горы, долина зелёная, путаница дорог… продолжай.
— Мы с Констансом сильно изменились за лето. Хендра встретила нас августовской жарой, пылевыми смерчами, бардаком и коррупцией. Тот ещё городок!
