менее ему хотелось яростно закричать от лица троллей темного цвета, при этом все же завидуя более светлым. Кен поставил четырех черных и коричневых троллей в игрушечную машинку рядом с комодом. Это был автомобиль с откидным верхом, так что мальчики могли с легкостью ставить их в нее и вытаскивать. Кен толкнул машинку вперед, и она быстро покатилась.
— Ииии, — проговорил он, имитируя звук скрипящих шин, и машинка тут же остановилась перед большим кирпичным домом. Клифф хихикнул.
Все белые, желтые и синие тролли прятались наверху.
— Они здесь, — сказал Клифф, ставя одного тролля у окна.
Кен двигал черного тролля на сиденье водителя.
— О, посмотри-ка, особняк!
— О! — сказал Клифф.
— Давай стащим что-нибудь, — сказал Кен. — Лучше обойти дом сзади, чтобы нас не засекли! — Он толкнул машинку, и та обогнула дом, имитируя пыхтение старого, еле работающего двигателя, который потом заглох.
— Доверьте это мне! — Клифф захихикал еще больше. Кен вытащил из машины «водителя», который затем «подошел» к шаткой лестнице.
— Дзинь-дзинь, — произнес Кен. — Эй, белые есть?
— Дома никого нет, — сам же Кен и ответил, ставя несколько троллей в дом.
— Это хорошо, — «сказал» черный, приближаясь к дому. — Давай пойдем наверх. А-а-а-а-а!
Пока мальчики смеялись, лестница упала.
— А-а-а-а-а! — закричал Клифф.
К этому моменту Винки так разозлился, что почти обрадовался драке, которую снова затеяли братья.
— Довольно, пора убирать, — сказал Кен. По всему полу спальни были рассыпаны красные и белые пластмассовые кирпичи.
— Хорошо, — сказал Клифф, начиная их собирать. Но Кен просто-напросто направился к двери. Прошло мгновение, и шестилетний мальчишка понял, в чем дело.
— Эй…
— Это твои кирпичи, — сказал Кен. Со злорадной улыбкой он уже практически вышел из комнаты, копируя то, как говорит ведущий телевизионной передачи для маленьких: — А сейчас убери свои игрушки, малыш Клиффи.
— Нет!
Винки догадывался, что, возбудившись от игры в лестницу-ловушку, Клифф разозлился так, как не злился уже давно.
— Я отдаю их тебе, — пропел Кен. Он был у ступенек, вне поля зрения Винки. — Теперь они все твои.
Он победоносно затопал по лестнице, но Клифф побежал за ним, держа в руке машинку. Теперь он исступленно плакал.
— Нет! — кричал он, и послышался грохот. Должно быть, он швырнул машинку.
Мгновение мучительной тишины. Затем Винки услышал, что Кен собирается пожаловаться матери, и, крича: «Мам, мам!» — пошел в кухню. Это означало, что он в полном порядке, а вот у Клиффа будут проблемы.
Через секунду Винки услышал, как Клифф забежал в ванную и громко хлопнул дверью.
8
Время как будто подернулось дымкой и стало двигаться быстрее. Отпраздновали Рождество и дни рождения. Клифф научился читать и начал сочинять рассказы, которые превращал в книги из бумаги для черчения. Он больше не пачкал штаны. Марди-Гра, Пасха, День независимости, Хэллоуин. Винки все мечтал о том, чтобы его обняли; это происходило редко, затем еще реже, пока вовсе не прекратилось.
Иногда глаз беспокоил его, иногда — нет; он слышал шумы — шаги, захлопывание дверей, приезжающие и уезжающие машины, — но не обращал на них никакого внимания; порой подолгу он ничего не чувствовал, закрыт ли был его глаз или открыт, застрял ли он или свободно двигался. Время от времени по какой-то задумке барометра или из-за влажности больной глаз сам открывался или закрывался по собственному желанию, в зависимости от того, сидел медведь или лежал, и на какое-то мгновение начинало казаться, что мир вернулся к своему нормальному состоянию, потому как его глаза двигались согласованно, не вызывая напряжения и не причиняя боли.
Затем бывало так, будто все, что он видел и чего не видел, имело смысл, и он казался себе прежним, таким, каким всегда себя помнил. Но вскоре (если случалось так, что Клифф брал его на руки на минуту, возможно, чтобы отыскать что-нибудь на полке) Винки понимал, и это было похоже на удар, что его больной глаз снова застрял — в закрытом или открытом состоянии или, что еще хуже — где-то посередине, и от этого он снова был не в ладу с самим собой, и его взгляд на этот мир, насколько он мог оценить себя со стороны, был сумасшедшим, одурманенным. Он слышал, как Клифф хихикает над его видом; на первый взгляд, это было даже мило. Потом Винки охватывала грусть, похожая на ужас. Она пронизывала его всего, потому что у него даже не было сердца, чтобы как-то сдерживать грусть. Был только страх и переживание, желание закричать или заплакать. Он понимал, что в такие минуты он становится сумасшедшим, безнадежным медведем — даже если в это время Клифф обнимал его — полусуществом, не способным вызывать любовь, реагирующим на все плохое, что есть в этом мире. Разум Винки превращался во вспышки света, которые постепенно затухали. Или иногда он надолго впадал в беспамятство, а случалось так, что и этого не происходило — все становилось как бы бледно-серым.
Мальчик бросил его уже давно. Винки лишь наполовину проснулся. Он снова был спокоен, но прислушивался к каждому звуку, вдыхал каждую молекулу, что пролетала мимо, — запах воска от карандашей, старых блокнотов, своего собственного жалкого меха и опилок и еще репеллента, что распылял по округе грузовик, который время от времени проезжал по улицам, борясь с комарами.
Вот так и прошло почти два года.
9
Реклама по телевизору и насмешливое монотонное пение Кена в гостиной, крик Клиффа: «Нет!», затем плач на лестнице, и вот он рыдает уже здесь, как и много раз до этого. Он остановился у кровати и свернулся на ней калачиком, и даже теперь сердце медведя едва не раскрылось навстречу мальчику, который к нему больше так и не прикоснулся.
«Семь лет», — думал Винки, глядя на него и стараясь быть объективным. Семилетний мальчик плачет, затем пытается успокоиться, перестает плакать и вот уже просто дышит, все еще свернувшись калачиком. Его тихое, короткое дыхание, его детская голова и прямые, песочного цвета волосы. Его носик… Почему медведь не мог просто взять и отпустить его, как сначала отпустил Рут и позже всех детей, что были до Клиффа?
— Слишком рано, — ответил он сам себе. Дело было не в том, для Винки еще не пришло время отпустить мальчика. На самом деле он понимал, что как раз для него было уже слишком поздно. Причина крылась в том, что Клифф оттолкнул его слишком рано и слишком жестоко, поэтому каждый раз, когда Винки видел мальчика, его переполняло чувство несправедливости за такое отношение к себе.
— Стена, — сказал он
