отказаться от услуг этого терапевта. Вы хотите найти человека, которому сможете доверять, с которым будете на одной волне. Это как свидания (только без спиртного, секса и веселья). Поиск специалиста может занять время. И даже если вы найдете идеального партнера, сам процесс может оказаться настолько деморализующим, что вы усомнитесь, стоило ли оно того.
В колледже я побывала у пары плохих психологов. Мужчина с галстуком-бабочкой попытался всю вину переложить на меня. Женщина же при каждом моем слове вздыхала так, словно слушала диккенсовскую трагедию. Психиатр попытался посадить меня на «прозак». Я процитировала «О дивный новый мир»: «Я хочу познать страсть! Хочу испытать сильное чувство!» Психиатр ответил: «Я считаю страсть проявлением химического дисбаланса».
А потом, к счастью для себя, я нашла Саманту. Теперь же мне нужен был кто‑то новый.
Найти хорошего специалиста в тридцать оказалось не легче, чем в девятнадцать. Я вбила в интернете «психотерапевт комплексное ПТСР Нью-Йорк» и отправилась к первому же человеку из списка. Он обещал вылечить любого за три месяца. И брал 200 долларов в час – но ведь сеансов должно было быть всего двенадцать, так что можно было согласиться. У нас прошел лишь один сеанс. Целый час он меня практически не слушал. Говорил вдвое больше, чем я, и перебивал меня при каждом ключевом слове. Он набрасывался на меня с энтузиазмом лабрадора, бегающего за палкой: «О да, понимаю! Вы ищете в своем бойфренде стабильность: это означает, что вы созависимы! Вы чрезмерно зависимы! Но ведь при вашей встрече ему тоже было нелегко, и вы ему помогли? А это означает, что вас тянет лишь к хаосу и страдальцам!» Я не выдержала бы даже трех месяцев! Я не хотела, чтобы каждый сеанс превращался в «Свою игру», где психиатр станет отвечать на мои вопросы, даже их не выслушав. Я заплатила ему кучу денег и следующие два месяца пыталась восстановиться после его «лечения». В спокойные моменты я орала на себя: «ТЫ ЗАВИСИМА! НАВЯЗЧИВА! ТЫ ЛЮБИШЬ ЛИШЬ ХАОС!»
Но и у другого специалиста я выдержала только один сеанс – по противоположной причине: она была слишком тихой. Почти не реагировала на мои слова, а лишь спрашивала: «Итак, что же вы почувствовали?» Слишком скучно. То же самое я могла делать дома совершенно бесплатно.
Третья женщина-психолог показалась мне вполне компетентной, но в тот же день она по ошибке позвонила мне и оставила длинное сообщение. Сообщение предназначалось ее ребенку: «Нет, мамочка тебе ничего не даст, пока ты не уберешься в комнате. Нет, ты должен ходить в туалет без мамочки». Ребенок победил. Я больше ей не перезвонила – это было несправедливо, но я не могла войти в ее кабинет и притвориться, что не слышала, как она нудно обсуждает туалетные проблемы своего ребенка.
Читая собранную литературу, я поняла, что традиционная разговорная терапия может оказаться неэффективной при комплексном ПТСР. В книге «Тело помнит все» Бессел ван дер Колк пишет о неэффективности разговорной терапии для тех, для кого «почти невозможно облечь травматичные события в слова». Некоторые слишком диссоциируются и дистанцируются от травматического опыта, чтобы разговорная терапия была эффективна. Они не могут осознать свои чувства, не говоря уже о том, чтобы рассказать о них. У других же они находятся в столь активном состоянии, что им трудно будить тяжелые воспоминания, а каждый такой акт становится новой травмой. Одно исследование показало, что у 10 процентов пациентов, вынужденных говорить о своей травме, симптомы усугубляются.
От 40 до 60 процентов пациентов бросают терапию, причем большинство после первых же двух сеансов. Статистика показывает, что даже искусная и четко направленная разговорная терапия для комплексного ПТСР неэффективна. В качестве лечения чаще всего используется когнитивная поведенческая терапия (КПТ), при которой пациенты отучаются от негативных паттернов поведения и пытаются научиться стратегически позитивным паттернам. Но статистика успеха ужасает. В ходе одного исследования курс лечения проходили 74 пациента, и улучшение отметили лишь восемь – без лечения лучше стало четверым6.
И все же моя подруга Лейси, страдавшая комплексным ПТСР, говорила, что ее терапевт очень ей помог. Он помог реструктурировать ее жизнь, определить границы и научиться заботиться о себе.
Это снова напомнило мне о свиданиях. Свидания – худшее, что есть в мире, совершенно пустая трата времени, пока не найдешь своего человека. И тогда все усилия и слезы оказываются оправданными, верно?
Я искренне надеялась, что все будет не впустую.
Глава 16
В книге «Тело помнит все» ван дер Колк пишет о такой форме терапии, как ДПДГ (десенсибилизация и переработка движением глаз) или неврологическая обратная связь. Этот странный процесс сродни гипнозу – пациент вновь переживает травмы прошлого, двигая глазами влево и вправо. Такой метод кажется слишком простым, почти шарлатанским, но ван дер Колк оценивает его очень высоко. Он рассказывает историю пациента, который прошел 45‑минутный сеанс ДПДГ, посмотрел на него и сказал, что «общение со мной было настолько неприятным, что он никогда не будет рекомендовать меня никому из знакомых. И в то же время он признал, что сеанс ДПДГ решил проблему насилия со стороны отца». Решил! По мнению ван дер Колка, эта форма терапии может помочь, «даже если между пациентом и терапевтом не сложилось доверительных отношений». Он считает, что ДПДГ более эффективна для взрослой травмы, а в случае детских травм она помогла лишь 9 процентам пациентов. Но и 9 процентов лучше, чем ноль. Я не могла позволить себе игнорировать этот показатель.
Мне удалось найти в Нью-Йорке терапевта ДПДГ, который принял мою страховку. Кабинет этой женщины располагался в финансовом квартале, возле Уолл-стрит, но размерами своими он напоминал туалет на автозаправке – и эмоции вызывал такие же. Повсюду валялись бумаги. Вдоль стен громоздились кипы больших, битком набитых конвертов. Грязный кондиционер работал со страшным шумом, поэтому она установила в кабинете пару розовых пластиковых вентиляторов высотой шесть дюймов, и они гоняли горячий воздух вокруг наших ног. «Элинор» была маленькой, хрупкой женщиной с пышной гривой кудрявых седых волос. Она постоянно кашляла и на каждый сеанс опаздывала на несколько минут. Но брала 30 долларов за сеанс – а поскольку я не обязана была ее любить, она меня вполне устраивала.
На первом сеансе Элинор набросала в своем блокноте краткую и неприглядную историю моей жизни. «Надо же, – сказала она, качая головой, – вы столько пережили и сумели стойко выдержать эти испытания. Это производит впечатление». Мне понравился ее тон – в нем не было жалости,
