социальному работнику, консультанту или священнику. Кто‑то предпочтет ту или иную форму групповой терапии. Но я хочу с самого начала сказать вам: чтобы исцелиться, вам придется просить помощи. Знаю, вы попытаетесь опровергнуть этот аргумент – постараетесь найти способ сделать все самостоятельно. Но прошу вас поверить мне. Если бы такой способ существовал, я бы его нашла. Никто не старался найти его сильнее, чем я»1.
Узнав свой диагноз, я тоже принялась искать способ исцелиться самостоятельно.
Поняв, что же означало комплексное ПТСР, я обозлилась на Саманту. Почему она не сказала мне раньше?! Она не должна была это скрывать. Мой диагноз должен был стоять в центре разговоров о моем психическом здоровье – всегда.
Я написала Саманте, высказала свою обиду и спросила, почему она не сказала мне о комплексном ПТСР сразу же. Та ответила, что говорила об этом на первом же сеансе – но это было восемь лет назад. Тогда эти сеансы казались мне странными и необычными. Я просто упустила это короткое слово: сложное. А когда я спросила, почему оно больше никогда не всплывало, Саманта ответила, что, когда я находилась в депрессивном состоянии, она не хотела еще больше отягощать меня тяжелым диагнозом. В моменты, когда мне становилось легче, ей не хотелось омрачать мою радость. Она защищала меня – хотя, возможно, это было неправильно, пусть даже она действовала из любви.
Я поблагодарила Саманту за объяснения и за многолетнюю поддержку. Но сколь бы велика ни была моя благодарность, я знала, что больше не смогу с ней видеться. Такое умолчание граничило с обманом. Мне нужно было найти нового специалиста.
Я знала, что хороший терапевт сможет направить меня к исцелению – Саманта много лет мне очень помогала. И я знала, что у нужного специалиста я наконец почувствую себя в безопасности.
Но мне страшно не хотелось искать нового человека. Того, кому можно доверить свои самые безумные и глубокие страхи, это непростая задача. Бюрократический же идиотизм американской системы здравоохранения превращает эту задачу в настоящую пытку.
Если вы принадлежите среднему классу, ваши действия таковы. Вы звоните в страховую компанию, чтобы получить скромный список терапевтов, услуги которых входят в вашу страховку. Большинство из этих специалистов – лицензированные клинические социальные работники или лицензированные консультанты по психическому здоровью. Они могут быть отличными и очень полезными специалистами, но зачастую у них меньше опыта и образования, чем, скажем, у психологов и психотерапевтов. Копнув глубже, вы узнаете, что некоторые из этих специалистов не принимают вашу страховку, а у других на вас просто нет времени. И даже если у них время есть, они могут быть не заинтересованы в том, чтобы принимать именно вас. Как показало одно исследование, шансы на запись на прием у чернокожего с низким уровнем доходов на 80 процентов ниже, чем у белого представителя среднего класса2. И даже если специалист говорит вам, что гнев – это полезная и вполне адекватная эмоция переживания травмы, боже вас упаси проявить эту эмоцию в телефонном разговоре. От профессионалов я слышала, что терапевты не любят раздраженных клиентов, просто потому что их боятся.
Специалисты предпочитают принимать клиентов группы ЯВИС (YAVIS) – Молодых, Привлекательных, Общительных, Интеллигентных и Успешных3. Они любят людей разговорчивых, интересующихся своим внутренним миром и стремящихся его обустроить, тех, кто уже прочел в The New Yorker статьи о психологии и хорошо знаком с терминами метапознание и сопряженность. А что делать, если вы – типичный Джо и предпочитаете вместо этого смотреть ситкомы по телевизору?
Но, предположим, вам повезло, и вы нашли лицензированного клинического психолога, у которого есть время. Конечно же, он белый (в США 86 процентов психологов белые), что не всегда устраивает людей иной расовой принадлежности. Но оставим это: для страховой компании вы обязаны получить официальный диагноз. Вы уверены, что у вас комплексное ПТСР, но он не может поставить такой диагноз, потому что его нет в официальном справочнике. А страховая компания оплачивает лечение лишь тех состояний, которые в нем перечислены. Большинство видов страховки предусматривает лишь шесть месяцев терапии тревожного состояния, десять месяцев лечения депрессии, и после этого вы обязаны почувствовать себя лучше. Еще одно следствие отсутствия комплексного ПТСР в справочнике: психолог просто не умеет лечить это состояние. Он не верит, что это реальный диагноз. Он будет предлагать вам опросные листы, чтобы выявить то, с чем он может справиться, – может быть, биполярное расстройство или маниакально-депрессивный психоз. Это не вселяет уверенности, и вы уходите.
Порывшись в интернете, вы находите цветного психолога-женщину, которая специализируется по лечению сложной травмы. На ее сайте написаны слова, которые вам близки, – похоже, она может понять вас. Но она не работает со страховкой. (Психиатры реже всех медиков работают со страховыми компаниями – лишь 45 процентов4. И чаще всего на это соглашаются не самые лучшие специалисты.) Винить ее нельзя. Из интернета вы знаете, что страховые компании уже 20 лет не пересматривали ставки возмещения психотерапевтам, хотя арендная плата и другие административные расходы за это время значительно возросли. Если специалисты будут полагаться только на страховые компании, они станут получать в среднем не более 50 000 долларов в год. Это неплохо, но не для настоящего врача. Поэтому замечательная дама-терапевт сообщает, что она берет 250 долларов за 45‑минутный сеанс. Если вы будете посещать ее раз в неделю, это ударит по вашему кошельку. «Сколько я готова заплатить, чтобы стать счастливой? – спрашиваете вы себя. – Стоит ли платить за это 1000 долларов в месяц? Стоит ли влезать в долги, чтобы стать счастливой?» За эти деньги можно каждый месяц устраивать себе роскошный уикэнд в Майами – может быть, это тоже сделает вас счастливой.
Вы возвращаетесь к психологу, который не верит в ваш диагноз, поскольку это единственный реальный выход. Он ставит вам диагноз «серьезное депрессивное расстройство». Вы работаете с ним несколько месяцев, но вам не становится лучше. Вы начинаете думать, что это ваша вина – что вам невозможно помочь. Вы слишком пострадали, и этого уже не исправить. Бросив курс, вы считаете себя неудачницей.
Или, предположим, вы неожиданно получили в наследство несколько тысяч долларов и можете найти себе любого терапевта. Но даже в этом случае поиски не становятся легче. Вы можете отвергнуть прекрасного, компетентного специалиста, потому что вам не нравится его лицо. Или он кажется вам слишком суровым. Или он пришлет вам рассылку, где будут упомянуты имена всех других клиентов, и вы перестанете ему доверять. Все это веские основания, чтобы
