ты ведешь себя так, я чувствую…» Если вы не умеете этого делать, то вы бумер – «Пока, бумер!» – у вас не будет нормальных отношений, вы «выгорите» [131] на работе и вообще проживете свою жизнь зря. Обидно смотреть по сторонам и в свой инстаграм и видеть всех этих восторженных людей. Время статичных фотографий середины века, где люди серьезно смотрят в объектив или немного вбок, прошло. Сейчас мы видим, что у всех есть эмоции.
Чувства так важны, что сейчас, даже если у вас их нет, сложно не догадаться, что, кажется, с вами что-то не так. А если догадались, то нужно научиться притворяться. Непонятно, что чувствуют эти другие, но им явно не понравится, если вы не такой. Вот на какие ухищрения приходится идти тем, кто ничего не чувствует, чтобы сохранять видимость нормальности и как-то выстраивать отношения с людьми, рассказывают герои статьи про алекситимию.
Знакомые Алексея Свиридова называют его холодным человеком. Он все рационализирует и всему хочет найти объяснение. За 30 лет у него ни разу не было романтических отношений дольше полугода. А его дружеские связи держатся скорее на ритуалах и практической взаимопомощи, нежели на эмпатии. <…> Парень не считает, что у него есть какие-то психологические проблемы, и только взаимодействие с другими заставляет его задумываться о том, что с ним что-то не так. Когда кто-то шутит, он улыбается и говорит, что ему смешно. Когда кто-то плачет, он может обнять. Но при этом Алексей не ощущает, как его настроение меняется в зависимости от ситуации. По сути, он умеет подбирать маски с различными эмоциями, которые соответствуют контексту.
32-летняя Вера тоже заучила подходящие для разных ситуаций эмоциональные реакции.
«Я часто выражаю чувства, которых не испытываю, потому что людям важно видеть обратную связь. Я стараюсь проявлять дружелюбие, сочувствие, радость и грусть, но делаю это, основываясь на знаниях об этом», – объясняет она [132].
Обязательное выражение чувств уверенно стало частью социальной ткани, связывающей нас между собой не по особым поводам, а каждый день. Нет ритуалам – да искренности и человеческому общению!
3
Чувствовать нужно. И чувствовать хочется. Но в этом мире происходит так много всего, что иногда чувствовать нет сил.
Чувства становятся нашей работой. А работа, в свою очередь, занимает все больше и больше нашего времени. Мы живем в мире переработок. Где нужно любить даже свою работу. Где нужно быть позитивным. Где нужно дружить с коллегами, производить впечатление на партнеров. Где эмоции нужно демонстрировать: вовлеченность, когда читаешь лекцию, участие, когда преподаешь, интерес, когда общаешься с коллегами, энтузиазм, когда хочешь получить новый проект, воодушевление, когда устраиваешься на работу. Где без эмоций нельзя больше выстроить «нормальных» отношений, нельзя воспитать детей: им тоже нужны интерес, участие, любопытство, вовлеченность, наконец, любовь.
В этом чудесном новом мире особенно тяжело быть последним, предпоследним или еще каким-то советским поколением. Потому что нас такому не учили. Ешь что дают, делай что должно – ну и будь что будет. Оказалась, что установка, которая как-то подходила для жизни 30 лет назад, плохо гармонирует с нынешними реалиями. Нас не учили делать что-то для удовольствия, нас учили делать, потому что надо. «Потому что нравится, потому что я так хочу» было революцией и протестом. А сейчас эта революция стала нормой, и мы в растерянности: кто теперь научит нас чувствовать? Новый мир поманил своими соблазнами, но оказалось, что наша базовая комплектация для них устарела. Наслаждаться можно – но как, если вы ничего не чувствуете? Социология рассказала нам, что наши чувства – не природа, а общество: хочешь любить устрицы – сначала научись как. Жалко, что социология забыла дать ответ на вопрос: что делать, если устрицы под рукой, а как с ними быть – непонятно?
4
Мы люди, и нам хочется чувствовать. И хочется быть счастливыми. Этот мир учит нас противоположным вещам: отбирает нашу способность и дает способ ее вернуть – через определенные техники; уничтожает желание чувствовать, предписывая обязательность тех или иных эмоций в зависимости от контекста или переполняя нас ими; давит на нас слишком сильно, не оставляя сил для чувств. И забирает все чувства, которые у нас есть, потому что они превращаются в инвестиции [133].
Обесценивание
Оксана Мороз, культуролог
«Любопытно, что чаще всего модный термин „обесценивание“ применяют к вещам, которые и так нихера не ценные» [134], – замечают авторы ироничного твиттер-аккаунта «РИП Новости». Эта ирония – «для своих»: тех, кто глубоко погружен в дискурс, где обсуждаемый концепт часто возникает в публичных и не очень обсуждениях. Не всем из нас так повезло, поэтому попробуем восстановить смыслы понятия.
Несмотря на то что термину «обесценивание» посвящены сотни терапевтических колонок, статей и просветительских постов, найти непосредственное определение этого термина очень трудно. Однако многие из этих текстов содержат косвенные или прямые характеристики действий и переживаний, которые преподносятся как обесценивающие – или вызваны обесцениванием. Поэтому генеалогическое восстановление смыслов концепта, его прагматики – задача вроде бы не слишком трудная.
«С обесцениванием мы сталкиваемся практически ежедневно. Оно прилетает от разных людей, причем не всегда со злым умыслом и не всегда потому, что человек действительно хочет задеть» [135], – пишет в колонке для «независимого онлайн-издания для миллениалов» BURO Лена Фейгин. Лена – «ученый, практикующий психолог» [136], известная в том числе как частый эксперт программы «Женщины сверху» на телеканале «Дождь». Внимательное знакомство с ее текстом позволяет сделать выводы: обесценивание – это ситуация столкновения с чужим демонстративным и унижающим собеседника превосходством, в некоторых случаях специально подчеркиваемым как норма в системе взаимоотношений – семейно-бытовых, профессиональных и так далее.
Так, «университетский профессор или школьный учитель говорит студентам, что они „бестолочи“ и что их работа ничего не значит», и это обесценивание намеренное, которое позволяет сохранять систему вертикальных властных отношений. Родители тоже обесценивают достижения и старания детей. «„Что ты за ерунду ты говоришь“, „я лучше знаю, что делать“ – знакомо? Подразумевается, что мы должны принимать информацию без каких-либо объяснений, просто потому, что у взрослых есть больше жизненного опыта» [137]. Такое обесценивание не всегда умышленно, но частенько устойчиво воспроизводится.
Перечисление запретов Лена Фейгин заимствует из книги «Психотерапия нового решения» психологов Мэри и Роберта Гулдингов [138]. Авторы называют 12 детских запретов, содержащих обесценивание и драматически влияющих на жизнь людей. На уровне здравого смысла сложно не согласиться с их замечаниями: советы «не высовываться», «быть как все», окрики «ты все
