— Она ведь в молодости какое-то время жила вВо-Вокуне, — ответил Гарион.
— Видимо, она полюбила город, людей.
— Я думала, у меня сердце разорвется от ее пения.
— И я, — тихо сказал Гарион. — Она многонастрадалась в жизни, но, я полагаю, разрушение Во-Вокуна было для неевеличайшим потрясением. Она не простила деду, что он не пришел на помощьгороду, когда астурийцы разрушали его.
Сенедра вздохнула.
— В мире так много горя и несправедливости.
— Но есть и надежда, по-моему, — тихо заметилГарион.
— Очень мало. — Она снова вздохнула. Потомзлорадная улыбка промелькнула у нее на лице. — А эта песня выбила из колеивсех здешних дам, и еще как.
— Не показывай своего торжества на публике,дорогая, — попытался Гарион ласково укротить Сенедру. — Это непринято.
— Дядя Вэрен разве не сказал, что я здесь — почетнаягостья?
— Сказал, ну и что?
— Тогда, считай, это мой вечер, — решительнопроизнесла она, гордо вскинув голову. — Хочу — торжествую, хочу —злорадствую.
Когда Гарион с Сенедрой вернулись в апартаменты, выделенныеимператором ривскому королю и его спутникам, они застали дожидавшегося ихШелка. Стоя у огня, он грел руки. Глаза его хитро бегали, взгляд выражалнекоторое беспокойство. Маленький драсниец с головы до ног был словно вывалян взловонной грязи и мусоре.
— Где Вэрен? — спросил он, как только Гарион иСенедра вошли в освещенную свечами гостиную.
— Что ты делал, принц Хелдар? — поинтересоваласьСенедра, морща нос от нестерпимого запаха, издаваемого одеждой Шелка.
— Прятался, — ответил тот. — В куче мусора. Ядумаю, нам очень скоро захочется покинуть Тол-Хонет.
Белгарат прищурил глаза.
— Чем же ты занимался, Шелк? — требовательноспросил он. — И где ты пропадал пару дней?
— И тут, и там, — уклончиво ответил Шелк. — Асейчас мне хотелось бы отмыться.
— Я думаю, ты не знаешь, что происходит с семьямиХонетов? — спросил Гарион.
— А что такое? — заинтересовался Белгарат.
— Во второй половине дня я был у Вэрена, когда пришеллорд Морин с докладом. Хонеты умирают один за другим. Человек восемь — десятьза пару дней, по последним данным.
— Двенадцать, если быть точным, — поправил егоШелк.
Белгарат обернулся к маленькому человечку с крысиным лицом.
— Неплохо было бы пояснить, — сказал он.
— Люди умирают, — пожав плечами, промолвилШелк. — Обычное дело.
— Им помогают в этом?
— Возможно, чуть-чуть.
— И ты один из тех, кто оказывает такую помощь?
— Разве я стану этим заниматься?
Лицо Белгарата потемнело.
— Мне нужна вся правда, принц Хелдар.
Шелк артистично развел руки в стороны.
— Что такое правда, мой старый друг? Может ли человексказать, что есть правда?
— Не будем заниматься философией, Шелк. Это ты устроилрезню среди Хонетов?
— Что значит «резню»? Это слово отдает дикойжестокостью. А я горжусь своей утонченностью.
— Так ты убивал людей?
— Ну, если вы ставите вопрос таким образом… — На лицеШелка появилась обида.
— Неужели двенадцать человек? — недоверчивоспросил Дарник.
— Есть еще один, который вряд ли выживет, —сообщил драсниец. — Меня прервали, но я успел достаточно над нимпоработать.
— Так я все еще жду ответа, Шелк, — мрачнопроизнес Белгарат.
Маленький человечек поморщился от запахов, исходивших от егоодежды.
— Мы с Бертой были добрыми друзьями, — произнесон, пожав плечами, и этим ограничился, будто сказано все, что требовалось.
— А разве она как-то раз не пыталась убить тебя? —недоверчиво спросил Дарник.
— А-а, это пустяки. Это по делу, ничего личного тут небыло.
— Неужели в попытке убийства не было ничего личного?
— Конечно нет. Я влез в дело, которым она занималась.Ну а у нее было соглашение с туллским послом, вот и…
— Ладно, не уходи от дела, Шелк, — прервал егоБелгарат.
Глаза его собеседника сделались серьезными.
— Берта — это была та еще женщина, — сталрассказывать Шелк. — Красивая, одаренная. И исключительно честная. Япросто обожал ее. Можно даже сказать, почти любил, по-особому любил. И тотфакт, что нашлись люди, зарезавшие ее на улице, глубоко задел меня. И я сделалто, что счел нужным.
— Несмотря на всю важность нашего дела? — спросилБелгарат с лицом мрачнее тучи. — Ты забросил все и занялся частнымирасправами.
— Есть кое-какие вещи, которым нельзя давать сходить срук, Белгарат. Тут уж вопрос принципов. Мы не прощаем убийства драснийскихразведчиков. Нельзя, чтобы люди начали верить во вседозволенность. Кстати, впервую ночь я старался, чтобы все выглядело естественно.
— Естественно? — удивился Дарник. — Какможно, чтобы убийство выглядело естественным?
— Дарник, пожалуйста, не говори таких грубых слов —«убийство».
— Он душил несчастных их же собственными подушками впостелях, — пояснил Гарион.
— И еще один почти случайно выпал из окна, —добавил Шелк. — С приличной высоты и на железную ограду.
Дарника передернуло.
— В позапрошлую ночь мне удалось посетить пятокдеятелей, но избранный метод требовал много времени, поэтому в прошлую ночь ядействовал проще. А с бароном Келбором у нас вышло нечто вроде беседы. Это былчеловек, отдавший приказ об убийстве Берты. Мы так славно поговорили с ним,прежде чем он ушел от нас.
— Дом Келбора охраняется как никакой другой вТол-Хонете, — заметила Сенедра. — Как же тебе удалось проникнуть туда?
— По ночам люди редко смотрят вверх, особенно в снежнуюпогоду. Я и пошел по крышам. Кстати, Келбор дал мне весьма полезную информацию.Судя по всему, на Берту их навел какой-то маллореец.
