– Николас?
Вороной депос не ошибся, секунду назад Рассел что-то жевал.
– Приятного аппетита. Надеюсь, не отвлек тебя.
– Нет, нисколько, – собеседник казался взволнованным. – Тебя давно не было слышно. Все начали беспокоиться.
– Не мог попасть на прогулку, меня наказали.
Рассел не стал углубляться в подробности и сразу перешел к главному:
– Как обстановка в клинике?
– Хуже, чем я предполагал. С Ероманом у меня никаких сдвигов.
– Прошло всего четыре дня, Николас.
– Я знаю, но послушай: он значится здесь как буйный. Если Ероман не заперт в изоляторе, то его водят по коридору в сопровождении санитарского конвоя. Я даже “привет” ему сказать не могу.
Николас хотел известить напарника о произошедшем на арт-терапии, но шелест из трубки был невыносимым для долгих историй. А еще его не покидало чувство, что в любую секунду из кустов может выскочить санитар или – неизвестно, что хуже – Бэнко в компании психов. Подробностями Николас решил поделиться при личной встрече. Сейчас важнее всего было действовать.
– Единственные, кто контактируют с Ероманом в клинике – это его сосед по комнате и психотерапевт. На вторую роль у меня нет шансов, но вот по поводу первой… Это легко устроить.
Он рассказал Расселу о возможной сделке.
– Переезд стоит штуку летров, я нашел парня, который этим займется.
Николас хотел сказать, что сегодня оставил Лисеру четыреста в залог – все, что было у него из наличных, но решил, что не стоит. Пусть эта жадная сука Дженна, отправившая его в место, где пичкают таблетками и заставляют прочищать унитазы, платит всю сумму сполна. Уж Рассел-то с его дипломатичностью выбивал из нее и не такие деньги.
Когда Николас закончил, на стороне собеседника повисла тишина. Вороной депос догадывался, что это могло значить. Если все шло по изученному им за четыре года сценарию: “Да ты в своем уме?” – подумает Рассел, а вслух произнесет: “Знаешь, Николас, мне кажется, это не очень хорошая идея”.
– Ты уверен, Николас? Мне кажется, это не очень хорошая идея.
Николас хохотнул в трубку и едва не выпалил: “Как мне не хватает тебя, приятель”.
– Думаешь, она откажет? Могу я занять у тебя?
– Не в деньгах дело, просто… В общем, мы не раз обсуждали – тебе лучше не высовываться. Продержись хотя бы неделю без каких-либо кардинальных действий, не привлекай к себе лишнего внимания, дай клинике убедиться, что ты ничего не вынюхиваешь. Ты лучший полицейский в городе, и они это прекрасно знают.
– Расс, все под контролем, я тут псих. На сеансах я навешал им такой лапши, и навешаю еще больше.
– Ты уж постарайся.
– Ну а насчет моей идеи?
– Я поговорю с Дженной.
– Вот и отлично.
Рассел выдохнул в трубку и тоном наставника продолжил:
– Сейчас ты разговариваешь со мной. Ты ушел в безопасное место?
– За кого ты меня держишь?
– Просто предупреждаю. Ты же понимаешь, если они обнаружат рацию или пистолет, то операции конец.
– Буду выходить на связь только в крайних случаях, когда появится информация.
– Будь осторожен.
– Ты-то сам как?
По трубке прокатился тяжелый вздох:
– В последнее время на улицах неспокойно, но ничего сверхсерьезного. Все как прежде, ты же знаешь. Давай, Николас, у меня кончается обед.
– Эй, Расс!
– Что еще?
– Спасибо за шоколадку.
Пессимизм пропал из голоса напарника. Николасу показалось, что он улыбается.
– Кушай, детка, шоколадку. Я знаю, как ты их любишь. К тому же за мной был давний должок.
Николас не сразу понял, о чем он, но спустя несколько секунд его память воскресила еще одну картину прошлого:
– Так и знал, что странглийцы ведут учет каждой мелочи. Ну и бред ты несешь, Расс. Я попрошу студентов отмутузить тебя еще раз, чтобы ты почаще заходил к нам… ко мне в гости. Погоди, ты будешь мне должен мешок гребаных шоколадок, канистру бензина за то, что я довез тебя тогда, и с десяток яиц, мы ведь с Лейн завтраком тебя покормили.
Напарник сделал вид, что не расслышал:
– Береги себя, Николас. Удачи.
– Взаимно. И вытряси Джену!
Николасу оставалось надеяться, что Рассел отнесется со всей серьезностью к его просьбе.
Вороной депос спрятал рацию в пакет, пакет в щель между Близнецами-соснами и прикрыл тайник листвой. Николас успел добежать до дверей клиники под трель звонка, на этот раз не оказавшись в числе опоздавших.
Шоколадку из тайника вороной депос разделил с Бэнко. Вечером того же дня они коротали время до отбоя в своей общей комнате. Развалившись на койке, вороной депос читал книгу, которую одолжил из “библиотечного уголка”, Бэнко развлекал себя сборкой очередного вертолета. Модели воздушного транспорта были единственным, что за время, проведенное в клинике, сосед заказывал у таких, как Лисер. Теперь Бэнко занял весь стол, разложив на нем бесчисленное количество деталей. Чубарый депос ловко подцеплял их щипцами и подносил к свету настольной лампы. Гордость вместе с отрешенным блаженством отражались на его лице, словно Бэнко не только занимался любимым делом, но и изобретал нечто воистину великое. В эти минуты он хранил редкое молчание, что для Николаса уже казалось непривычным.
Вороному депосу быстро наскучила книга, последние полчаса он только и делал, что наблюдал за Бэнко. В своем занятии сосед проявлял особую аккуратность, его действия были слажены и последовательны, Бэнко так наловчился, что совсем не заглядывал в инструкцию. Николаса удивило, когда сосед вдруг занес открытый тюбик клея над почти законченной моделью. Клей тек, погружая вертолетик в вязкую жижу. Мутно-белое озерцо уже растеклось по столу, затопив оставшиеся детали. А на лице Бэнко застыло выражение безразличия. Не меняя позы, он продолжал пялиться в одну точку. Бэнко не услышал, когда Николас обратился к нему, в его глазах зияла такая пустота, что становилось жутко. Спустя несколько секунд чубарый депос встрепенулся, принявшись вытаскивать детали из клея.
– Ты что, заснул?
– Вроде того, – спокойно ответил Бэнко. – Со мной иногда случается, не обращай внимания.
А потом едва слышно бросил:
– Поэтому здесь.
Чубарый депос достал из-за батареи тряпку. Она была жесткая, почти каменная, видимо, ей не раз вытирали клеевые лужи.
– Ты ведь давно в клинике?
Бэнко ответил не сразу. Николас подумал, что он опять замер, но чубарый депос просто производил подсчеты.
– Шестого ноября будет одиннадцать лет.