– Я просто тебе приснилась, – говорила она, появившись на пороге его дома ранним утром. Лейн выглядела уставшей, под ее глазами были синяки – свидетельство долгих слез и скандала из той жизни, о которой Николасу не следовало знать. И все равно ее лицо освещала улыбка:
– Я стала привидением в твоем доме. Нет, ты сам меня придумал.
Кончиком пальца Николас водил по ее щеке, словно убеждаясь, что она реальна.
– Лейн, – говорил он ей, пьяный от мысли, что ему не мерещится и такая, как она, выбрала его. – Мне бы в жизни не удалось придумать ничего более прекрасного.
– Тогда как мы познакомились?
– На корабле, – сказал он первое, что пришло в голову. – Я плыл на лайнере с секретным заданием, там собрались породистые шишки, играла музыка.
– А я стояла на палубе, глядя на звезды.
Николас сделал жест рукой:
– Я пригласил тебя на танец.
И они закружились в стенах дома, словно то был не дом вовсе, а палуба лайнера, плывущая в какой-то параллельной реальности, волшебной и счастливой. После чего Лейн вдруг замерла и прижалась к его груди, заглянув глубоко в его темно-синие глаза:
– Я ждала тебя всю жизнь.
Николас не знал, часть ли это сочиненной истории или все-таки правда. Пускай у нее больше не было прошлого, она пожертвовала им ради будущего. Для того, чтобы каждое чудесное утро просыпаться в его горячих объятиях. Для того, чтобы одним ужасным днем, истекая кровью, в одиночестве умирать на полу кухни.
“Жизнь несправедлива”, – думал Николас, возвращаясь из воспоминаний в реальность, в маленькую комнату, стены которой были обиты матами, где рядом с ним на креслах сидели депосы с расстройством психики. Некоторые из них безмятежно дремали. Николас мог бы им позавидовать, но он был благодарен звукотерапии за возвращение в счастливые дни. Тогда впервые он задумался не о своей потере, а о том, что воспоминаний о Лейн могло и не быть вовсе. Если бы ее выбор был иным, осталась бы она жива? Ведь это он во всем виноват. Она доверилась ему, а его не оказалось рядом.
Перед тем как глаза Николаса начали слипаться, он в последний раз взглянул на голубой экран проекции, по которому показывали ясное небо с облаками самых причудливых форм. Экран, точно портал, насмехаясь, демонстрировал другие прекрасные миры, куда невозможно было попасть. Несмотря на их утешающую красоту, Николас всеми силами боролся со сном. Он напоминал себе, что может находиться только здесь – в пустом душном зале, в стенах места, огороженного высоким забором, с утратой, которая не покидала его сердце. Из этого мира невозможно было сбежать, как нереально уйти в другой, по крайней мере навсегда. Но кое-что он мог изменить. Николас ощущал, как в его карманах лежали выигранные сигаретки. Жаль, Лисер не брал их как плату за услугу. А то несколько удачных партий с Бэнко и Арчи могли бы значительно повлиять на ход вещей. Но было и другое решение проблемы. Только бы завтра выбраться в парк…
“Я должен отыскать сосны”, – подумал он, засыпая.
Глава 7Из-за заточения самым долгожданным событием стала прогулка. На следующий день истек срок наказания, и, после исповедческих бесед с Нилом, Николас последовал с группкой пациентов на волю через створчатые двери. Утром прошел легкий дождь, поселив на траве влагу, а в воздухе свежесть. Тени сосен так и манили затеряться под сенью, подальше от контроля и пристальных взглядов санитаров. В распоряжении Николаса был всего час, и все складывалось удачно, если бы не Бэнко, который следовал за вороным депосом получше привязчивой собачки. За завтраками и обедами сосед развлекал Николаса нескончаемой болтовней, а сегодня терпеливо дожидался у дверей кабинета Нила, встретив вороного депоса с такой радостью на лице, словно они были разлучившимися друзьями детства. Когда настало время прогулки, Николас, истратив намеки, не нашел ничего лучше, чем сказать прямо – он предпочитает гулять в одиночку и пока не нуждается ни в чьей компании. Это заявление нисколько не обидело Бэнко. Он только поблагодарил, что Николас наконец-то предупредил его об этом, ведь в психушке каждый волен творить что хочет, ни перед кем не оправдываясь. Сам сосед присоединился к группе “чокнутых”, толпившихся у крыльца. Они слушали обращение новенького шизофреника о том, что стоит ожидать атаки гигантских жуков-мутантов. У большинства рассказ вызывал хохот, но были и те, кто воспринял угрозы конца света всерьез и теперь, с открытым ртом уставившись на говорившего, ловили каждое слово. Как бы там ни было, итог один – вся их разномастная сумасшедшая стая была занята. Это давало Николасу больше шансов отбиться от нее незамеченным.
Для вида он немного поплутал возле пруда, пока не убедился, что за ним не следуют санитары. Он направился в глубь парка, на поиски сосен. Тут их росли сотни, но других соединенных у основания Николас не обнаружил. Он не сомневался, что это именно те, о которых упоминал Рассел: сросшиеся деревья опоясывали густые кусты ежевики. Вряд ли кому-то захочется лезть сюда через заросли, собирая колючки. Напарник говорил, что наткнулся на сосны случайно, во время своего первого появления в клинике. Он напросился посмотреть место, где предстояло пройти лечение его сослуживцу. Напарник прочесал весь парк, “близнецы” стали для него настоящей находкой. На высоте метра от земли, в центре сросшихся стволов, зияло дупло, словно шрам от тщетных попыток отделиться друг от друга. Трещина выходила на сторону ворот, так что за общим телом этих исполинов было легко укрыться от посторонних глаз. Успел ли Рассел подобраться к ним тогда, четыре дня назад? Сомнения оказались напрасными. Глубокое дупло заглотило руку Николаса по самое плечо, и только тогда пальцы уткнулись в нечто холодное и гладкое, что ни поверхностью, ни формой не могло принадлежать матери-природе. Николас извлек из дупла черный целлофановый пакет. Он выудил оттуда рацию. На ее блестящем корпусе без труда прощупывался серийный код. “Не может быть!” – подумал Николас. В выключенном состоянии батарея держалась до двух месяцев, связь покрывала огромные расстояния. Такими рациями пользовались крутые ребята из Федеральной безопасности. Неужели Дженна настолько верила в успех этого дурацкого дела, чтобы раскошелиться на это чудо техники?
Второй предмет, найденный в пакете, в отличие от рации, не блистал великолепием. Им являлся старенький пистолет шестого калибра, миниатюрный настолько, что запросто уместился бы в туфле. Николас предпочитал пушки поувесистее, но предусмотрительный Рассел посчитал, что такой будет легче пронести в клинику. Теперь Николас сильно сомневался в необходимости оружия, к тому же пациенты рассказывали, что во время прогулки персонал затевает в их комнатах обыски. Санитары ищут спрятанную выпивку, излишки сигарет или любой другой запрещенный товар, который попадает в клинику благодаря Лисеру. Конечно, Николас мог попытать счастья и зашить пистолет в матрасе, но не хотел ставить операцию под такой риск. Он вернул оружие в пакет, полностью уверенный, что на этом все, как вдруг пальцы нащупали кое-что странное. Оказывается, подарочков Рассела было три. И последний не лез ни в какие ворота: шоколадка. А у этого странглийца, однако, есть чувство юмора. Обернутый в ярко-оранжевую упаковку вафельный батончик носил памятное название “Орешковый Восторг”. Во времена не столь давние полиция задержала обвиняемого в отмывании средств владельца кондитерской, тогда Николас притащил домой несколько коробок, набитых этим “Восторгом”. Заботливый напарник понятия не имел: Николас переел их так, что его тошнило. Но в стенах клиники шоколадка была самым прекрасным угощением, который он держал в руках за последнее время. Растрогавшись, Николас спрятал батончик в карман, а потом вернулся к рации. Время близилось к двум, в полицейском участке как раз начался обед. Если не произошло ничего сверхъестественного, то Рассел должен был уплетать гамбургер с картошкой в дорожной забегаловке. Или быть в офисе в компании новичков и кружки кофе. Зависит от того, отправили ли его в патруль. Стоило надеяться на эти два варианта, город Одара был не из тех, где полицейские просиживали штаны. Николас нажал на кнопку вызова, шуршание из динамика усилилось, а потом прервалось знакомым голосом, звучащим так удивленно, словно Рассел случайно встретил своего напарника в нерабочее время:
