Книга Научный «туризм» - Владимир Михайлович Пушкарев

ежевики и малины поднялись на водораздел. Пошли по гребню в поисках хорошего спуска. Залезли в болото и заросли крапивы (впоследствии оказалось, что это самый гнусный участок хребта на всем его двадцатикилометровом протяжении). Принялись опять продираться сквозь заросли ежевики, теперь уже вниз. Мои спутники мрачно молчали, но в душе были готовы меня удавить за такое путешествие. Попали в лесоповал и теперь, чтобы пройти два метра вперед, необходимо было столько же пролезть вверх по стволам полусгнивших деревьев. У Сережи разболелся пальчик и, если он и ударялся обо что-то ногой, то непременно больным местом. Витя также выражал крайнее неодобрение моим руководством. Наконец вышли на тропинку, нашли ручей и устроили привал. Есть не хотелось, зато поминутно бегали пить. Обратно в лагерь шли по дороге и только по дороге – ни шага в сторону! В лагере разлеглись в тенечке на спальниках и Сережа сразу же категорически объявил, что завтра он из лагеря ни ногой. После отдыха мы с Витей опять отправились на Сирет за форелью. Вода немного прогрелась и уже не обжигала холодом, как день назад. Ловил я долго, но безуспешно. Необходимо пояснить, что я неплохо ловлю рыбу руками и в этих же местах в 1974 году во времена сильной засухи я ловил по 2–3 крупных рыбины за один заход. В этом году я не поймал ничего. Витя с вещами и закатанными до колен брюками ходил в некотором отдалении и подавал мне советы. В таком виде он напоминал мне большую, нескладную цаплю. Вскоре постановили лов рыбы прекратить. Витя захотел запечатлеть свой образ на фоне небольшого водопада и, закатав штаны повыше, вошел в речку. Я снимал. Витя старался выбрать позу поэффектнее, пока, оступившись, не упал в воду в брюках. Это его вдохновило на купание и он, уже раздетый, решительно забежал в речку и один раз с криком присел, после чего еще быстрее выбежал на берег. По дороге в лагерь я увидел небольшую медянку. Витя смело подбежал к ней и ударил палкой, затем стал на нее ногой в позе Георгия-Победоносца и потребовал, чтобы я его сфотографировал. Ужинали грибами, которых было собрано уже значительно меньше. Вообще мои коллеги оказались не очень подходящими компаньонами для "тихой охоты". Один мог ходить, но не мог отличить сыроежку от коровьего кизяка. Второй умел отличить, но не мог ходить по причине сильных болей в пальчике ноги. После ужина решили укладываться спать. Сережа опять решил вернуться в палатку, так как снаружи ему мешали разные погодные явления – дождь, рассвет и т.д. Витя, однако, храпеть не перестал и я, проснувшись как обычно в полседьмого, увидел злого как тарантул Сережу разводившего костер. По его словам Витя храпел этой ночью особенно злокачественно – с присвистом и переливами и Сережа, окончательно проснувшись в пять утра, хотел в приступе дикого гнева его зарубить, но не смог найти топор в темноте палатки. Сережу оставляем дома и долго инструктируем – чтобы нарвал малины, сварил компот, не отлучался далеко от палатки… Мы с Витей идем в поход за грибами и черникой. Вначале сходили в магазин за сахаром. Шли по полю (я не переносил пыльной дороги) и Витю это привело в крайнюю степень раздражения – его брюки намокли от росы и больно хлопали по ногам. Затем перешли речку и двинулись по чудесному лугу на заветное место. Там мы ничего не обнаружили и отправились на гору с живописнейшими скалами. Идя по тропинке, я скорее почувствовал, чем увидел два огромных белых гриба. Это были настоящие красавцы – на толстых ножках и Витя долго их фотографировал – со мной и без, каждый гриб в отдельности в различных ракурсах. На том же склоне я нашел множество лисичек и с этого момента грибная проблема разрешилась сама собой. В случае необходимости, мы приходили и набирали нужное нам количество грибов. Усадив Витю со скальпелем на лисички, я отправился на разведку и вскоре убедился, что весь склон представляет собой естественную плантацию этих грибов. Затем мы полезли вверх среди огромных валунов, покрытых пышным сизым мхом. Витя тут же начал снимать пейзажи. Возле одного, особенно привлекательного с его точки зрения булыжника он простоял минут двадцать, дожидаясь когда солнце выйдет из тучи. Я напрасно упрашивал Витю продолжить движение, обещая еще много хороших камней – он был неумолим. Наконец светило появилось, довольный Витя спустил курок аппарата и мы двинулись дальше. Нашли огромную скалу, величиной с типовый девятиэтажный дом и долго возле нее фотографировались. Вначале я делал вид, что взбираюсь на камень, затем Витя, причем он взобравшись не мог слезть вниз, а прыгать с высоты 5 метров ему не хотелось и он медленно, мотыляя ногами и втискиваясь всем телом в скалу, сползал к основанию. На вершине скалы росла черника, но какая-то низкоурожайная. Спустились в ущелье и устроили обед под водопадом – традиционные сало и сыр, запиваемые водой из ручья. Сняли пейзаж – водопад + Витя. Я советовал ему стать под струю, но Витя пощупал рукой воду и отказался. Возвращались усталые, с чувством выполненного долга. Грибы приятно отягощали руку. В лагере нас встретил вымытый и выбритый Сережа, смахивающий на рекламную картинку в парикмахерской. Мы получили по банке охлажденного в ручье малинового компота и наслаждались им лежа на спальниках в тени деревьев и папоротников, а затем любовались ликером из малины же. Вообще за время своего отпуска я наверное пропитался малиной до мозга костей. Сережу услали чистить грибы. Собирать лисички и чистить их – это разные вещи, и его настроение заметно ухудшилось. Форель больше не ловили. Пожарили грибы и съели каждый по полной миске. Витя все время ел и пил меньше нас, так как его миска и кружка оказались самыми маленькими, а ложку он взял чайную. В результате Витя ел как китаец – очень быстро орудуя ложечкой. В мои ёмкости входило содержимое Витиных и Сережиных вместе взятых, зато у Сережи была самая большая ложка. Грибы у нас (то есть у меня) всегда получались очень вкусными. Я жарил их на прекрасном сале из Сережиных запасов с чесноком и зеленым лучком, по всем правилам. К еде мы относились по-разному. Сережа долго мостил себе сидение, накрывал стол чистой бумагой, аккуратно раскладывал миски, ровно нарезал хлеб. Ел он с большим чувством и с таким выражением на лице, что мне невольно чудился за его спиной лакей с накрахмаленной салфеткой, блюдом и свежими приборами. Временами