Сидящая рядом Нэнси пошевелилась во сне, вздрогнула, будто ей снился кошмар. Впрочем, неудивительно – с ее-то историей. Да и у Агаты не лучше: судя по газетам, еще не успели высохнуть чернила на постановлении о разводе с мужем, чья измена довела ее до нервного срыва. Ну и как теперь им рассказывать о предстоящей свадьбе? Начнут проявлять фальшивый энтузиазм, изо всех делать вид, что рады за нее. Потом начнутся расспросы: как все развивалось и тому подобное – чистая мука!
И все же Кэтрин поймала себя на мысли о том, что хочет пригласить подруг в церковь. Зачем? Для моральной поддержки? Теперь, перед неотвратимым событием, ей почему-то стало страшно.
Впереди показалась высокая песчаная дюна – как в окрестностях Каира. Примерно в это время, на закате, ее муж взобрался на пирамиду Хеопса и выстрелил в себя.
Она даже не видела его тела. Ужасные новости принес начальник Бертрама. Кэтрин хотела ехать в морг, но он отсоветовал. Будучи в состоянии шока, она подчинилась, – а потом пожалела и долго мучила себя воображаемыми сценами его гибели. Дошло до того, что она боялась ложиться спать.
При мысли о том, что ей придется повторять клятвы, данные Бертраму, Кэтрин охватила паника, захлестнули боль и чувство вины…
Послезавтра я выхожу замуж.
Как им сказать? У самого Багдада, в момент расставания? «Ой, кстати, я тут замуж выхожу – придете?» Зато не будет времени на расспросы.
* * *
Единственным ориентиром на всем протяжении пути между Дамаском и Багдадом была крепость Рутба. Автобусы подъехали к ней примерно к полуночи.
Агата проснулась и глянула в окно. Где-то в темноте мерцал слабый огонек – единственный признак жизни. Затем показались огромные деревянные ворота, по обeим сторонам которых стояли стражники в тропических шлемах и высоких кожаных ботинках с поднятыми ружьями. Они по очереди заходили в автобус, рассматривая пассажиров со свирепым выражением лица.
– «Верблюжьи войска», – прошептала Кэтрин. – Ищут бандитов, маскирующихся под приличных путешественников.
Наконец досмотр завершился, автобусам позволили проехать в крепость, и ворота за ними вновь закрылись. Затем появился Джим Нэрн с мегафоном.
– Небольшая остановка на три часа, – объявил он. – Места у них немного, но если вы не против потесниться, кое-какие кровати найдутся.
На деле оказалось еще теснее. Кэтрин, Агату и Нэнси провели в комнатку без окон с кирпичными стенами. Единственной мебелью служила пара двуспальных кроватей. Пока женщины решали, кто где спит, в комнату запустили еще трех арабок в парандже.
– Повезло еще, что мы все стройные! – Кэтрин хлопнула по матрасу, стряхивая на пол песок. – Ну кто будет «свинкой посрединке»?[29]
– Может, пальто не снимать? – Нэнси осторожно уселась на кровать. – Фу! Это что, таракан?
Она указала на темную точку, ползущую по стене.
– А вон еще один! – Агата задрала голову к потолку, где тускло светила голая лампочка.
На другом конце комнаты послышалось шуршание, и вперед вышла одна из арабок, держа в руке небольшую жестянку.
– Не бояться, – сказала она. – У меня огонь.
– Что она делает? – Нэнси с любопытством вытянула шею, наблюдая за тем, как та чиркает спичкой.
– Поджигает семена индийского тмина, – объяснила Кэтрин. – Чувствуете, чем пахнет?
Дымок из жестянки постепенно распространялся по комнате.
– Похоже на розмарин или чабрец…
– Здесь его используют, чтобы отпугнуть насекомых. – Кэтрин кивнула, улыбаясь женщине, которая поставила жестянку на пол между кроватями. – Очень эффективный метод, жаль, я не догадалась взять в поезд.
Дым поднимался к потолку, а тараканы поспешно скрывались в дыре за плинтусом, которую другая арабка находчиво загородила чемоданом, после чего все устроились на ночь.
Кэтрин закрыла глаза, однако сон не шел. Рядом лежала Нэнси; сквозь тонкую ткань пальто ощущалось тепло ее тела. Судя по дыханию, остальные спали. По другую сторону комнаты храпела арабка.
Оставалась всего одна ночь свободы.
Кэтрин попыталась представить, что рядом лежит не Нэнси, а Леонард, и рефлекторно съежилась. Не то чтобы он ей не нравился… Не красавец, конечно; не чета Бертраму, который вскружил ей голову с первого взгляда. Но даже если бы Леонард был самым прекрасным мужчиной на свете, это ничего бы не изменило – она все равно боялась бы…
Нэнси перевернулась на другой бок.
– Кэтрин, вы не спите? – прошептала девушка.
– Нет. Никак не заснуть.
– Мне тоже. Скорей бы утро. Здесь как-то неуютно. Если даже я и засну, обязательно будут сниться кошмары, да?
Кэтрин ужасно захотелось выложить все разом. Тайна цеплялась к ней, неотвязная, словно запах горящих семян у кровати. Если вышептать ее сейчас, в темноту, что-нибудь изменится? Станет легче? Ни Нэнси, ни кто-либо другой ничем помочь не в состоянии; лучше хранить свой секрет молча, поддерживать имидж деловой женщины, которая живет как хочет и никого не боится.
– Ночные кошмары не так страшны, как этот жуткий храп, – пошутила она. – Похоже на верблюда Мэри.
Нэнси захихикала в темноте.
– Я рада, что вы не спите. Так жутко, когда лежишь ночью одна, правда?
* * *
Было еще темно, когда Джим Нэрн забарабанил в двери. Люди выползали во двор, как сонные мухи, и молча плелись в автобус. Через час на востоке забрезжил первый луч. Когда горизонт из серого превратился в абрикосовый, автобусы вдруг остановились. Агата вглядывалась в окно мутными со сна глазами. Группа мужчин в традиционных арабских одеждах устанавливала примусы и доставала из плетеных корзин медные сковороды. Потом – к ее удивлению – на свет появились крупные связки сосисок.
Джим Нэрн, до противного бодрый – хотя вряд ли он успел выспаться, – созвал пассажиров на выход.
– Завтракать! – рявкнул он в мегафон. – Выстраивайтесь в очередь перед автобусом!
В воздухе пахло мясом, над кастрюлями поднимался пар. Агата стала в очередь и вскоре получила лепешку с завернутой в нее колбаской. Запивать все это полагалось кружкой горячего сладкого чая.
Агата села на песок, скрестив ноги по-турецки, и вгрызлась в лепешку. Завтрак показался ей самой вкусной едой на свете. Было что-то волшебное в атмосфере пустыни на рассвете: бледно-розовые, коралловые, голубые краски, прохладный свежий воздух. Внезапно прежняя жизнь в Англии показалась мелкой и незначительной… Вот о чем она мечтала! Здесь, на этой бесплодной земле, она была по-настоящему оторвана от всего бренного. Утренняя тишина, восход солнца, песок вместо сиденья, вкус сосисок и чая…
