Таким образом, необходимость в упорядочивании брачных дел действительно была, и для людей разумных церковь предложила следующую схему:
• Перед непосредственным обручением семьи жениха и невесты должны были решить между собой все финансовые вопросы. Ожидалось, что невеста должна принести с собой приданое, представляющее ее долю выделенного наследства. Взамен она получала права на часть земель своего жениха (так называемая «вдовья доля»). Часто на практике приданое дочерей в поколениях переходило только по женской линии, передаваясь только от матери к дочери, и земли эти могли находиться довольно далеко от владений отца. Если дочерей в семье в каком-то поколении не было, эту «женскую землю» обычно получал младший сын.
• После того как финансовые вопросы были оговорены и утверждены, должна была состояться церемония обручения при свидетелях. Дети знати к этому моменту уже давным-давно были предварительно обручены, но даже предварительное обручение не рекомендовалось, пока ребенок не достигнет возраста 7 лет (возраст разумности), хотя обручение не могло быть признанным вступившим в силу, пока жениху не исполнялось 14 лет, а невесте 12 (законный возраст). Тогда обручение либо подтверждалось, либо расстраивалось.
• Перед самой церемонией должно было состояться публичное оглашение трижды, причем с интервалом в один день как минимум, чтобы все, у кого имелись против объявляемого брака возражения, успели бы их заявить и предъявить доказательства своим словам. Были определенные периоды года, когда браки заключать было нельзя, например, период Адвента.
• Перед решающим моментом пара встречалась перед дверями церкви, где жених объявлял при свидетелях, что приданое им получено, и вручал невесте золото или серебро в качестве подарка, а также кольцо, которое после освящения в церкви надевалось ей на палец. Потом пара обменивалась клятвами. Очень интересно и неожиданно то, что до самого 1549 года, то есть до Реформации, невеста не клялась быть послушной своему мужу. От жены ожидалось, что она будет лояльна и послушна, но публичной клятвы в этом она не давала – зачем изрекать очевидности?
• В церкви происходило, собственно, только благословение коленопреклоненной пары.
• За церемонией должен был следовать свадебный пир. В обязательном порядке, кстати, потому что сохранилось дело от 1294 года, когда некий Роберт Джувел такого пира не устроил, и суд его обязал накормить праздничным обедом истцов. Понятно, что у знати иногда стоимость пира чуть ли не превосходила размер приданого невесты, но у бедных пар за брачующимися был только эль, остальное приносили с собой гости.
• Последней частью обряда было благословение спальни новобрачных. О том, что было потом, известно очень мало, но сохранились свидетельства, что в некоторых областях Англии приданое новобрачной поступало в распоряжение мужа только после того, как он исполнял свой первый после церемонии супружеский долг. В этом случае служитель церкви исполнял роль свидетеля своего рода, что брак вступил в законную силу и без принуждения.
Насколько эти наброски соблюдались в реальной жизни? С переменным успехом. Можно сказать, что только к началу шестнадцатого века церковные браки высшей аристократии стали скорее правилом, чем исключением. А вот те, кому особенно делить и завещать было нечего, продолжали обходиться без формальностей еще несколько столетий.
О нарядах для невест и не только
«Something old, something new, something borrowed, something blue, and a silver sixpence in her shoe». Все знают этот стишок, который рекомендует невесте иметь на своей свадьбе «что-то новое, что-то старое, что-то взятое взаймы, что-то голубое и серебряный шестипенсовик в своей туфельке». Благодаря упоминанию шестипенсовика, мы можем с уверенностью сказать, что стишок говорит о временах не раньше 1551 года, когда серебряные шестипенсовики начали чеканить, и не позже 1946 года, когда чеканка прекратилась. Но вот начало? Начало стишка, несомненно, более старое, потому что в средние века голубой цвет, цвет девы Марии, действительно считался очень уместным на свадьбах и вообще в женской одежде.
До самого восемнадцатого века англичанки не выходили замуж в белом, если только белый не был любимым цветом невесты или жениха. В белом шелке выходила замуж Филиппа Ланкастерская, дочь Генриха IV, за короля Дании, Швеции и Норвегии Эрика. В белом, затканном золотом верхнем платье, отороченном беличьим мехом, поверх нижнего желтого, оточенного горностаем, выходила замуж за короля Португалии и ее тетушка, тоже Филиппа, дочь Эдварда III. Что касается остальных, то Элеанора Прованская выходила за Генри III в зеленой мантии на плечах, на Изабелле Французской нижнее платье как раз голубого цвета, а вот верхнее так расшито и изукрашено, что определить его цвет одним словом невозможно. В златотканых одеждах изображена и невеста Ричарда II, тоже Изабелла, и на миниатюре видно, что часть костюма была все того же голубого цвета. Генри V и Катерина Валуа оба одеты на брачной церемонии в золотое, а Маргарет Анжу выходила за Генри VI в затканной золотом мантии.
Кстати, не давайте поблекшим цветам миниатюр себя обмануть: в живой жизни одежда богатых англичан была не просто яркой, а очень яркой, потому что импортные красители стоили невероятно дорого, и делом чести для каждого богача было показать, что у него вполне хватает денег на дорогие ткани. Ткани пастельного цвета были уделом бедняков, которые пользовались растительными красителями, а не минеральными. В Европе сохранилось одно-единственное платье, принадлежавшее средневековой даме, королеве Швеции, Дании и Норвегии Маргарет (1353–1412), помещенное уже в 1600 году для хранения в кафедральный собор Уппсалы. Естественно, за пару сотен лет до помещения в закрытую витрину оно успело несколько поблекнуть, но все равно дает некоторое представление о былой роскоши.
Поскольку сохранившиеся со Средних веков миниатюры изображают, по большей части, именно королевские свадьбы, то можно сделать вывод, что фату невесты тоже не носили. В принципе, покрывать голову всегда считалось пристойным, но зачастую принцессы красовались на своих свадьбах просто в открытых коронах и с распущенными волосами – если только не выходили замуж за обычных рыцарей. Дочь Эдварда III выходила за своего Ангеррана де Куси с покрытой головой. Впрочем, эта своенравная принцесса просидела в девицах до 33 лет, пока не нашла себе мужа по сердцу, так что вполне возможно, что она просто сочла смешным распускать кудри при всем честном народе в далеко не девичьем возрасте.
Можно с большей или меньшей уверенностью считать, что фата не заняла своего места в свадебном наряде до того момента, как бракосочетания не начали проводиться в церквях, где женщины всегда покрывали голову. Довольно долго они проводились у дверей церкви, а не внутри. Не всегда королевские невесты были невинными девицами и иностранными принцессами. Эдвард IV публично женился на вдове, Элизабет Вудвилл, но миниатюра изображает и ее с распущенными по-девичьи волосами и с короной на голове, одетой в синее платье. Впрочем, к моменту церемонии Элизабет уже была женой Эдварда, и, как королева, имела право и на корону, и на распущенные косы.
