— Я так и поступлю, когда вы почувствуете себя лучше, — пообещала Тереза, — но сейчас я не могу быть кроткой и слабой женщиной, какой вы хотите меня видеть.
Гарри хмыкнул.
Они молча шли по коридору. Дойдя до спальни Терезы, услышали, как лает и царапается Руфус.
— Я запер его, — тихо промолвил Гарри, — на тот случай, если бы, как я и подозревал, внизу оказались грабители, чтобы он не рванулся к ним.
— Уверена, так бы он и сделал, ведь они напали на меня. Руфус — очень храбрый пес.
— И у него очень храбрая хозяйка, — заметил Гарри.
Они остановились у его спальни. Тереза открыла дверь и обратила внимание на зажженную свечу у изголовья кровати.
— Скорее всего нянюшка поднимется посмотреть, выполнено ли ее требование, — сказала девушка. — Ложитесь-ка лучше поскорее в постель.
— И вам стоит поступить так же. Благодарю за спасение дорогих моему сердцу вещей. И опять вы мне дани повод чувствовать себя обязанным вам.
— Мы поговорим обо всем завтра.
Тереза смотрела, как он, немного пошатываясь, подошел к кровати.
Потом она закрыла дверь и побежала к себе.
Там Руфус уже готов был высадить дверь.
Она схватила его на руки, и он радостно завилял хвостом.
— Все хорошо, все хорошо. Ты спас меня, умный мой пес. Это ты разбудил графа, и на самом деле это ты сберег картины и табакерки, — приговаривала Тереза, сжимая своего любимца в объятиях.
Потом она отпустила его и, сняв халат, забралась в постель, куда вслед за ней запрыгнул Руфус, чтобы улечься подле нее.
«Всегда происходит то, чего меньше всего ожидаешь, а Гарри услышал меня, потому что я этого очень хотела, и это так замечательно и удивительно».
Она мысленно позвала Гарри, и он ее понял.
Она стала думать, что еще несколько дней после случившегося он, конечно, будет не в состоянии отправиться в Лондон. Возможно, такое страшное происшествие обернется для него благом. — Благодарю тебя. Господи, — прошептала она истово, — за спасение картин и табакерок графини. Пожалуйста, сделай так, чтобы Гарри остался в поместье… Пожалуйста… Прошу тебя…
Так, молясь и надеясь, она не заметила, как заснула.
Глава 8
Двумя днями позже Гарри спустился к ленчу и объявил, что после полуденного отдыха тоже будет обедать в столовой. Это известие привело миссис Доусон в неописуемое волнение.
Она твердо решила побаловать его всякими вкусностями, которые он обожал еще мальчиком.
Слуги так суетились и радовались, что это сказалось на настроении Терезы.
Она надела самое симпатичное платье, из тех, которые графиня подобрала ей для выхода в свет.
Спускаясь к обеду, Тереза предполагала, что этот вечер будет последним наедине с Гарри.
Интуиция подсказывала ей — он решительно настроен на отъезд в Лондон, хотя не могла бы определенно сказать, откуда взялись у нее такие мысли, ведь он не произнес ни слова на этот счет.
Просто ее не покидало ощущение, будто Гарри что-то задумал, и, по всей видимости, задуманное касается Камиллы Клайд.
Тереза застала его в гостиной. Он был в вечернем костюме и выглядел столь привлекательно, что сердце бешено заколотилось в ее груди, а по мере того как она приближалась к Гарри, казалось, вот-вот выскочит наружу.
— Сегодня особенный вечер, Тереза, — сказал он.
— Потому что вы наконец-то обедаете внизу?
— Потому что я поправился. А после обеда я хочу рассказать вам о своих намерениях.
Тереза со страхом посмотрена на него, но ничего не спросила.
Когда Доусон объявил, что обед готов, Гарри предложил ей свою руку.
В столовой зажгли свечи, Доусон расставил на столе самые изысканные позолоченные приборы и столовое серебро, а обслуживали их лакеи в шикарных ливреях.
Тереза подумала, что вряд ли можно представить более романтическую обстановку.
И еще, если этот вечер наедине с Гарри действительно окажется последним, она навсегда запомнит каждую его секунду.
Она оценила его усилия казаться милым и развлекать ее забавными историями о службе в оккупационных войсках, над которыми она весело смеялась.
Прежде чем Доусон и лакеи удалились по завершении обеда, Гарри попросил налить ему немного бренди.
— Право, мне следовало бы с вашего разрешения ограничиться портвейном, который вы почему-то не пьете, — сказала Тереза.
— Пожалуй, будет лучше захватить мой бренди с собой в гостиную, — ответил Гарри.
В гостиной все светильники были зажжены, и все вокруг, начищенное и отполированное, сияло в их свете. Тереза собралась было предложить Гарри сесть в кресло с высокой спинкой у камина, как в комнату торопливо вошел Доусон, неся в руках серебряный поднос, на котором лежало письмо.
— Только что прибыло с посыльным из Лондона, ваша светлость, — доложил он. — Полагаю, посыльному можно остаться здесь на ночь?
Тереза узнала почерк отца.
— Да, да, разумеется, но попросите его не спешить завтра с отъездом, поскольку я, возможно, пошлю с ним ответ моему отцу.
— Хорошо, ваша светлость, будет исполнено, — заверил ее Доусон. Тереза вскрыла письмо.
— Интересно, почему папа отправил его с посыльным? Обычно он пользуется почтой.
Гарри промолчал, и она принялась читать.
Дочурка моя любимая, никогда еще мне не было так трудно писать тебе, потому что я предчувствую — ты расстроишься не меньше меня.
Вчера маркиз отправился в город с цепью выяснить, как обстоят дела у Камиллы Клайд, и, поскольку новости оказались хорошими, сначала быт очень доволен.
Она нашла себе нового покровителя в лице лорда Дархема; он стар, очень богат и к тому же весьма щедр, когда дело касается Камиллы Клайд и ей подобных.
Потом, однако, маркиз поехал в Гаррик Клаб, чтобы поблагодарить актера, игравшего роль священника в вашем мнимом венчании.
Он нашел своего знакомого и тут, к своему ужасу, узнал, что, не имея возможности приехать, как предполагал сначала, тот послал вместо себя не другого актера, а фактически направил к нам настоящего пастора из часовни в Мэйфэйре.
Я с трудом пишу эти строки тебе, дорогая моя девочка, ведь это означает, что, поскольку маркиз позаботился и о получении специального разрешения на брак, то ваше с Гарри венчание, несмотря на то что он в то время находился под воздействием наркотического снадобья, совершено было по всем правилам, и, следовательно, теперь перед законом вы являетесь мужем и женой.
Не могу выразить, как я сожалею, что все так обернулось, маркиз же ходит совсем потерянный, но не в его силах помочь нам ни словом, ни делом.
