После обеда он тихо сказал:
— Не стоит подниматься наверх, пойдем в мой кабинет.
Она была заинтригована.
В этой комнате когда-то работал его отец, а теперь она стана его рабочим кабинетом.
Гарри подошел к столу и достал из выдвижного ящика бриллиантовую диадему, а затем короткую кружевную вуаль.
Если бы Тереза надела настоящую венчальную фату, это могло привлечь излишнее внимание. Эта же вуаль лишь слегка прикрывала волосы.
Девушка примерила диадему и залюбовалась собой.
— Эту диадему носила моя мама, — объяснил Гарри, — и я всегда надеялся, что моя жена будет в ней так же прекрасна?
— Благодарю вас за то, что позволили мне надеть эту диадему.
Он посмотрел на нее долгим, внимательным взглядом, но не поцеловал.
Потом он вручил ей небольшой букетик белоснежных цветов и предложил опереться на свою руку.
Так, рука об руку, они вышли из кабинета и направились к часовне, примыкавшей к дому.
Тереза догадалась — священник уже ждет их.
И правда, когда они вошли в часовню, она увидела там пожилого, седовласого человека, стоявшего перед алтарем.
Гарри позаботился о том, чтобы внутри было необычайно красиво.
Шесть зажженных свечей сияли на алтаре и две огромные — по обе стороны от него.
Белые цветы украшали алтарь, повсюду стояли роскошные вазы с лилиями.
Священник улыбкой приветствовал их, когда они направлялись к нему по проходу.
Они подошли к алтарю, и начался обряд — очень простой, но такой сердечный и искренний, что его невозможно будет забыть.
Они встали на колени под благословение, и Терезе казалось, будто сам Бог благословляет их, — только благодаря Его воле они сумели найти друг друга.
Их любовь была подобна той, что позволила ее отцу и матери испытывать счастье многие годы.
Завершив обряд, священник сам встал на колени перед алтарем.
Гарри помог Терезе подняться и нежно поцеловал. Она восприняла этот поцелуй как знак верности.
Они молча, держась за руки, поднялись по лестнице, но неожиданно для нее Гарри повел ее не к той комнате, где она спала со дня приезда в Боурнхолл, а к другой, расположенной рядом со спальней для особо важных гостей. Тереза догадалась, что комната служила спальней его маме, а до нее — всем графиням их рода.
Должно быть, спальней не пользовались, и вот теперь по распоряжению Гарри открыли сегодня.
Шторы были подняты, и комната представилась волшебным местом, напоенным одной лишь любовью и еще цветами, белыми цветами повсюду, как в часовне, откуда они только-только вышли.
Все здесь говорило: отныне и ей отведено в сердце Гарри место, где он хранил лишь священную память о матери.
И ему не нужно было теперь объяснять, что никакая другая женщина ничего не значит для него.
Разве не этого так страстно желала Тереза!
Сейчас ей казалось, будто он достал с неба звезды и сделал дня нее из них невидимое ожерелье.
Аромат белых лилий и каких-то других цветов наполнял комнату.
Гарри закрыл дверь, и Тереза поняла, что он отослал горничную, пожелав сам поухаживать за ней.
Он прижал ее к себе, целуя бережно и нежно.
Торжественность и красота венчания захлестывала их.
Легким движением он снял с ее волос диадему и положил на туалетный столик. Потом вуаль.
Она чувствовала, как его пальцы освободили от заколок волосы, и они плавно рассыпались по плечам. Наконец он расстегнул платье, и оно упало к ее ногам.
И тогда он стал целовать ее, чем приводил ее в неистовый восторг и изумление.
Гарри поднял ее на руки, отнес к кровати и осторожно положил на подушки.
Ей чудилось, будто она плывет в сказочном сне, так все было красиво вокруг.
Звезды и мягкий серебряный свет луны обволакивали их своей волшебной аурой.
Гарри лег рядом и, обняв, тихо сказал:
— Я люблю тебя.
— И я люблю… тебя… всем сердцем, — прошептала Тереза, — но, пожалуйста… любимый, я… боюсь.
— Меня? — спросил Гарри.
— Нет. Конечно, нет, я… боюсь… показаться тебе скучной… после тех искушенных красавиц… которые любили тебя раньше… а я знаю так мало… о любви…
— Ты действительно считаешь, будто мне хотелось бы, чтоб ты узнала обо всем этом от кого-нибудь, кроме меня? — горячо запротестовал Гарри и стал целовать ее глаза, щеки, губы, шею.
Подобных ощущений она никогда прежде не испытывала. Это была любовь — истинный рай на земле.
А в ту минуту, когда Гарри назвал ее своей, она почувствовала, как они вместе взмывают в небо и прикасаются к звездам, а луну, далекую недоступную луну она держит в своих руках.
— Я люблю тебя… я люблю тебя!.. Этот шепот, казалось, плыл в лунном свете.
— Моя дорогая, любимая моя, неужели такое возможно? Я люблю тебя, как никого в жизни!
— Я… боготворю тебя, — пролепетала Тереза.
И Гарри был поражен, как в ней сочетается все то, чем, на его взгляд, должна обладать его жена.
К тому же он не сомневался: ее ум вдохновит его на большие свершения, и они вдвоем сделают мир вокруг себя лучше, ведь они всегда и во всем станут искать совершенства.
В тишине Тереза прошептала:
— Ты… все еще… любишь меня?
— Не могу выразить словами, как! — нежно ответил Гарри. — Ты подобна лилиям, которые я расставил по комнате, они, моя дорогая, как и ты — символ непорочности, невинности, и ты принадлежишь только мне!
Его губы отыскали ее, и Тереза почувствовала, как они зажигают в ней крохотные, мерцающие язычки пламени.
— Люби меня… Гарри… прошу тебя… — молила она. — Мне нужна твоя любовь… Мне не жить без нее.
— Так же, как я не сумей бы жить без тебя!
Мерцающие язычки пламени разгорались все сильнее и становились все выше, сливаясь с тем огнем, который сжигал Гарри.
— Я желаю, я жажду тебя, любимая моя…
Неописуемый восторг, переполнявший ее, казался частью лунного света.
Сейчас они стали ближе друг другу, чем когда бы то ни было, ибо слились и душами, и сердцами.
Они были одни в этом мире, где-то наверху сверкали звезды, и по лунной дорожке они поднимались в созданный только для них двоих райский сад.
Их любовь, они знали, одержит победу над любыми трудностями, подстерегавшими их впереди.