– Что это вы тут делаете? – спрашиваем мы его.
А он говорит:
– Я тут полярничаю потихоньку, чтобы никто не мешал. А то в школе как начну полярничать, все ругаются, надоело уже. Что такого – казалось бы, полярничает человек, и пусть себе полярничает, что такого…
– Вы сильно-то не переживайте, – говорю я ему, – а то это вредно.
– Да я ничего, – говорит директор школы и пот со лба стирает, хоть и холодно на улице, – я почти успокоился уже. Кстати, я вас помню вот такими маленькими, – и показывает рукой где-то сантиметров десять от земли, – а вот его, – и на Захара показывает, – только большим помню.
– Я сам себя только большим помню, – говорит Захар.
Полярники нас в сторону увели и говорят:
– Мы вас, Кимка и Астя, ждали очень, потому что вы по растениям большие специалисты. У нас не растёт ничего, а хочется какого-нибудь леса или хотя бы одного деревца.
Только он это сказал, как к берегу ледокол приходит, а с него спускается тётенька – та самая, что нас усыновить хотела. В вытянутых руках горшок с деревом держит, а сама слёзы льёт.
Протягивает нам инопланетянина и говорит:
– Никакие психологи, никакие психотерапевты, никакие консультанты, – и снова плачет.
– Что, – спрашиваем, – никакие?
– Убедить его не смогли, – говорит, – что он маленький ещё и должен дома быть. А он мне возражает, что уже совершеннолетний и должен обществу пользу приносить, хоть и не своему.
– А ещё я говорил, – говорит инопланетянин, – что семью свою люблю и никогда о ней не забуду. Поэтому нечего реветь тут, прекращай.
Мы на это смотрим и удивляемся, какие у них дружественные отношения, как они легко нашли общий язык. И тётенька нам говорит:
– Он ваши координаты вычислил как-то, ну и мы прямиком на полюс.
– Это очень хорошо, – говорю я, – потому что тут деревья нужны, а ни одного не растёт.
– Ничего, – говорит инопланетянин. – Это дело как раз по мне. Я образумился и отпочковываться собираюсь, – и сразу же от горшка отделился и стал пальмой.
– Ну ничего себе! – говорят полярники. – Такого мы даже не ожидали.
Инопланетянин так обрадовался, что тут же из пальмы стал морошкой, а потом – грецким орехом.
– Пойду я, – говорит тётенька, – поброжу по полюсу, вдруг тут кому-нибудь помочь надо. А потом вернусь и назад поеду, меня не повыраставшие ещё дети дома ждут.
Только она ушла, как по тропинке, по которой мы пришли, один кремовый катится и возле меня останавливается.
– Я, – говорит, – пришёл, чтобы тебе, Кимка, сказать кое-что, но не буду говорить, потому что на этом полюсе меня всё устраивает. Тут я множиться не буду. Наконец-то я нашёл большой и удобный холодильник, спасибо тебе, Кимка, огромное. Сейчас и остальные здесь появятся.
И как посыпались кремовые с тропинки нашей – и нас, и полярников, которые деревьями любовались, чуть не снесло. Астя расставила руки, чтобы кремовые препятствия преодолевали, и они давай перепрыгивать через её руки. Толпа кремовых долго не заканчивалась. А потом мы смотрим – ими весь снег усыпан.
– Это мы ещё не рассредоточились, – говорит один кремовый. – Мы постепенно расползёмся.
Смотрим, а между кремовыми ходит караван верблюдов, маленьких таких, любопытных, и наш знакомый верблюд говорит:
– Мы и сами не знаем, как здесь оказались, но вот так повезло. Нам здесь всё нравится, потому что на пустыню и похоже, и нет.
Тут полярники опомнились и говорят нам:
– Надо же, как с вашим приходом всё изменилось, мы даже достопримечательности вам показать не успели. Только боимся, что этих маленьких цвета сгущёнки белые медведи бояться будут, пока не привыкнут. Хотите что-нибудь сказать по радио?
Мы сказали, что хотим, и нас привели в радиорубку.
– Радио, радио, – говорим мы с Астей, а Захар следит, чтобы мы всё правильно говорили. – Если кто-то нас слышит, то мы на полюсе.
– Слышим, – говорят нам, – только мы в соседней комнате сидим. А вот теперь если хотите что-то сказать миру, то давайте. Должны же мы за деревья вас отблагодарить как-то.
Мы с Астей вздохнули поглубже и говорим:
– Привет, мир, ты нам очень нравишься, только мы про это молчим.
А Астя как закричит:
– Бикфордов шнур!!! – и это, наверное, что-то означать должно.
А я просто говорю:
– Я Кимка, если кто ещё не знал. Если у нас где-то остались подопечные, то идите на Северный полюс, здесь всем почему-то нравится. Мы и сами не знаем почему – нам тут немного прохладно. Но, может быть, мы чего-то не понимаем. Рядом со мной стоит Астя, и она всегда со мной рядом стоит. А сзади меня – мой брат Захар. Но можно ещё подумать, что он не сзади меня, а спереди – это смотря с какой стороны земного шара смотреть. И ещё где-то неподалёку Демид и Зар, и это очень здорово, что где-то они всегда есть. Это всё я рассказал, если кому любопытно. А теперь я хочу к родителям нашим обратиться, если вдруг радио и по телевизору передают. Вы, когда у нас очередной брат или сестра родится, дайте знать, чтобы мы их назвать могли, мы к этому привычные.
И Астя снова как закричит:
– Перемирие!!!
А мне шёпотом объясняет, что это она так миру сигналы посылает, о глубине которых и сама не догадывается.
Тут нашу передачу прервали, и Астя говорит:
– Какой ты, Кимка, был серьёзный, даже сам на себя не похож.
А я говорю:
– Я всегда на себя похож, даже когда серьёзный.
И смотрю на Астю долго-долго, а у неё от мороза щёки красные и она почему-то улыбается. И я её мизинцем за мизинец схватил, как дурак, и сам улыбнулся. Тогда Астя сказала, что у меня щёки красные, а я сказал, что от мороза.
Мы на улицу выходим, а там наши просветлённые уже на парашютах к полярникам спускаются. Нам руками машут и кричат с высоты:
– Тоже развлечение! Просветлённым без него никуда, мы это недавно поняли!
А Захар нам вдруг говорит:
– Я же знаю, что вы сейчас с Астей дальше пойдёте. Но вы для меня слишком медленно ходите, поэтому я с другой стороны заходить буду, и посмотрим, кто быстрее.
Мы тогда с Астей перешагнули через кремовых, поклонились просветлённым, помахали рукой полярникам и двинулись за полярные здания – туда, где ничего нет. Тут с Астиной макушки дождевик спрыгнул и говорит: