До десяти лет ребенок просто не понимает наших слов, точнее— наших речей. Как-то, конечно, понимает, но по-своему и совсем не то, что мыхотели ему сказать. Впрочем, даже если бы он и понял нас правильно (допустимтакую чудесную возможность), то все равно, мне думается, не смог бы этиминашими наставлениями в своем поведении руководствоваться. Элементарные,конкретные, ясные, отработанные на опыте правила и инструкции он, конечно,усвоит и выполнит без сучка без задоринки. Но обобщить и сделать из этогокакие-то выводы на будущее, перенести эти выводы на аналогичные, подобные ситуации,провести анализ и сделать работу над ошибками — нет.
Если бы только родители могли себе представить, как онинадоедают своим детям!
Бернард Шоу
Я хорошо помню, как мама говорила мне: «Ну, если не знаешь,почему было меня не спросить?
Все сделаешь по-своему, а потом проблем не оберешься!» А яискренне не понимал, о чем речь. Во-первых, что я сделал не так? Во-вторых, вчем эти проблемы? В-третьих, что значит — «если не знаешь»? Все, мне казалось,я знал прекрасно. Сейчас, конечно, я и не вспомню этих ситуаций, но думаю, чтоесли бы я-нынешний оценивал те ситуации, то оказался бы на стороне мамы, а нена собственной. У меня нет никаких сомнений в том, что она была права. Но…тогда я был ребенком и, не понимая ее (хотя думал, что понимаю), считал, чтоона не понимает меня, а потому — не права в принципе.
Где-то к десяти-одиннадцати годам у нас, в лице нашегоребенка, появляется собеседник. Но тут срабатывает «человеческий фактор»…Во-первых, нам с таким собеседником скучновато — ничего нового он нам сказать неможет, все это мы уже так или иначе проходили. Во-вторых, мы уже устали с нимразговаривать и печально наблюдать, как горох отлетает от стенки. В-третьих, унего у самого в этот момент очень сложный период — он занят тем, чтобы найтисвое место в группе взрослеющих и самоорганизующихся сверстников. А уже втринадцать-четырнадцать ребенок и вовсе теряет всякий энтузиазм, всякое желаниеобщаться с нами. У него полным ходом идет пубертат, а потому приоритеты изадачи, которые решает наш ребенок, у него поменялись. И из потенциальногособеседника он в считанные месяцы превращается в активного нашего оппонента,дальше — коса на камень, и пошло-поехало.
Сначала мы не можем рассчитывать на понимание со сторонынашего ребенка, потому что он просто не способен нас понять. А буквально черезпаузу мы уже не можем рассчитывать на понимание с его стороны, потому что онуже просто не хочет нас понимать. Теперь им владеют другие ценности и у негопоявляются другие авторитеты, а главное — он инстинктивно подвергает критикевсе, что так или иначе связано с нашим, родительским, воспитанием. И даже еслиэто противостояние не превращается в открытый конфликт, возникает своего родапсихологическое, эмоциональное отдаление нас друг от друга.
Ребенок ищет самостоятельности, тогда как мы ассоциируемся вего сознании с диктатурой и авторитарностью. В общем, надеемся мы найти вребенке родную душу, а обнаруживаем холодное — «спасибо, до свидания». Ситуациявыглядит фатальной. Какой- то ужас… Впрочем, может быть, это мы что-то не так делаем?Как вам кажется, есть у нас какой-то иной способ общаться с нашим ребенком,кроме языка и всяческих словесов? На первый взгляд — нет. Хочешь, не хочешь,получается или не получается — надо говорить и договариваться. Но так, да нетак.
Понимаю, что этот вопрос прозвучит несколько странновато, новсе же давайте попробуем себе на него ответить — а почему, собственно, ребенокдолжен нас слушать? Да, мы старше, мы опытнее, мы умнее, в конце концов. Но этонам понятно, потому что мы старше, опытнее, умнее. А ему-то откуда об этомзнать? Поверить нам на слово… В свете всего, о чем мы говорили выше, подобноепредложение-Предположение звучит как плохая шутка.
Если вы хотите научить своих детей воровать, заставьте ихподольше выпрашивать все, что вы им даете.
Генри Шоу
На самом деле, нет в нашем ребенке никакого желания насслушать и нас слушаться. Более того, скорее в нем все в обратную сторонуработает: мы постоянно его учим уму-разуму, наставляем, указываем ему на егоошибки, демонстрируем ему его несостоятельность, и понятно, что он, порезультату всего этого безобразия, только о том и думает, чтобы как-то слинятьи посвоевольничать. Вы представьте: если нас постоянно кто-то будет учить иучить, учить и учить, говорить нам, что мы не правы, что мы бестолковы, что мынеуспешны, мы же его возненавидим на второй неделе! Конечно! Но почему мы думаем,что ребенок чувствует себя иначе? Нет, он чувствует так же. Он ведь живойчеловек, пусть маленький, пусть несмышленый, неопытный, но живой! Со всемивытекающими отсюда последствиями…
Если мы хотим, чтобы человек пошел нам навстречу, нужносделать так, чтобы он захотел пойти нам навстречу. А захочет он этого или нет —зависит от нас. И это абсолютное правило. Но в нас, в родителях, сидит комплекс«большого брата» — мы внутренне уверены, что дети должны нам быть благодарны зато, что мы тратим на них свое время, помогаем им, решаем их проблемы,занимаемся ими, устраиваем им разные радости. Так-то оно, может быть, и так.Только посмотрите на страны бывшего Советского Союза. Как они относятся кРоссии? «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь». Ага,три раза… Где теперь это «навеки»? Только появилась возможность, и всеразбежались во все стороны, причем, бежали быстрее собственного визга. Потомучто никому не нужен «большой брат», потому как если он большой брат, то тывсегда ему должен, а он тебя не уважает. И неважна тут объективность — сколькомы заводов настроили в этих бывших «союзных республиках», сколько мы влили вних культуры, финансовых средств и так далее. Неважно! Никто не хочетчувствовать себя ущербным, даже за неплохие дивиденды с этого мероприятия.
Так к чему я все это веду? Учить ребенка нотациямибессмысленно — это раз. Слушать нас и слушаться нас он не хочет — это два. Нашапозиция «старших» его травмирует и унижает, а потому он постоянно хочетматча-реванша — это три. Что будем делать?.. Взять свою гордость родительскую,а может быть, и гордыню, и засунуть ее куда подальше. Если мы хотим найти общийязык с нашим ребенком, мы должны создать такие условия, когда он захочет быть снами, прислушиваться к нам, верить нам, учиться у нас. Вот такая правда жизни:мы не только должны помогать нашему ребенку во всем, растить его и заботиться онем, но и… создавать условия, чтобы он хотел с нами общаться.
Впрочем, должен сказать, что слишком многого от нас дляэтого не потребуется. Правда. Ребенок нас любит, и общение с нами емунеобходимо. Но мы должны помочь ему это его, столь важное для нас, «хотение»проявить. Каким-то детям это с легкостью удается, а для многих — большаяпроблема. Тем более, что и родители у них бывают — не люди, а прыгающие мины —машут наотмашь, спасайся, кто может. Сегодня приголубят, завтра подзатыльниковнадают. А главное — непонятно, за что, и вообще, как так можно, если любишь?Или врут?.. Многих детей этот вопрос волнует не на шутку. И часто они решают,что нет, не любят, только вид делают, а иногда даже и не делают. Да-да, это онас с вами речь, наши дети так о нас думают. А еще они думают, что мы их непонимаем, и в этом их, кстати сказать, тоже можно понять.
