– Ну ладно… – Парень с обрёчённым видом потянулся к книге. – Тебе хорошо говорить: ты пилотом станешь. Тебе это всё в гипносне передадут. А нам учить…
– Пилотом? – Никогда не думал, что бывают девчонки-пилоты. – Ты что, будешь водить протеи?
Кажется, я сморозил глупость. Ребята засмеялись, но необидно.
– Каз – это, наверное, действительно далеко, – сказала Галча. – Протеев не водят, с ними можно только подружиться. У меня на третьем курсе будет пси-мод «счётчица». Тогда я смогу пилотировать обычные корабли. – Она помрачнела: – Вот только никто не знает, как мод пойдёт. Сделают из меня полуумка – и болтайся всю жизнь на рудниках.
– Говорят, сейчас моды стабильнее стали, – авторитетно заявил Димка. – Акселерация. В позапрошлом выпуске из двадцати трёх счётчиц только одна могла управлять линкором. А в прошлом из двадцати пяти – целых три! – Он покровительственно погладил её по плечу: – Ты это… не переживай. Даже если большой корабль не потянешь, разведчики – они же маленькие. Там много мозгов не надо.
– Ага утешил… Всё равно в разведку только протеев посылают.
Она сумрачно посмотрела на меня. Моё желание рассказать о встрече с адмиралом Пелеасом улетучилось. Да и о том, что я стану срединником, тоже лучше было помалкивать.
– Значит, так, – объявила Галча суровым тоном. – Перечисли недружественные людям морфы кораблей-протеев.
– Ну-у… – Димка наморщил лоб. – Драконы, мантикоры, архонты, белые кобылицы, левиафаны…
Юрка хихикнул. На лице девчонки появилось злобное выражение.
– Ты учиться будешь, оболтус? Мы ведь из-за тебя здесь торчим! Остальные уже полмесяца как на Новой Зеландии. Думаешь, мы здесь сиренью любуемся?
«Оболтус» захлопал ресницами:
– А что такого?
– Морф левиафанов – дружественный! В нём лишь один единственный протей! – Она яростно рубила воздух рукой. Чёлка её растрепалась, лицо раскраснелось. – И этот протей может утащить население целого города!
– Ну да. А я как сказал?
Галча в отчаянии закатила глаза. Юрка угрюмо заметил:
– Димон, серьёзно, хватит ерунды. Наша тройка и без того в отстающих. Давай заниматься.
– Ну ладно…
Невидимая тень накрыла моих новых знакомых. Галча посуровела и сделалась совсем взрослой. Димка измученно бубнил, чуть ли не наизусть пересказывая учебник. Наверное, он и в самом деле переучился: некоторые темы я мог бы рассказать получше него. Хоть и слышал их впервые.
Галча сидела, насупившись. Ещё бы! Летом в корпусе торчать обидно. Особенно если не по своей вине. Димка же словно не замечал ничего. Ему было весело.
– Ладно, – наконец сказал Юрка. – Что с придурка взять. Пойдём, погуляем?
Он собрал книги и помог Галче убрать посуду в шкаф.
– Пойдёшь с нами? – предложила Галча.
– Я бы с удовольствием. Но мне наставника дождаться надо.
– Он тебя по имплантату отыщет. Пойдем, Андрюшка! Мы тебе солапарк покажем. Кубический сад Мэдисон. Колосса. Ты ведь вчера на Землю прибыл?
Я кивнул.
– Вот и здорово. Посмотришь, как у нас тут. Давай!
– Вы идите, – сказал Димка, – а я кухню выключу. Я потом вас догоню.
Он принялся щёлкать выключателями. Стол и табуретки исчезли, оставив после себя слабый запах озона. Кухня наполнилась едва заметным лимонным сиянием. По полу засновали уборщики.
Собирался я недолго: взял мем-карточки и прихватил на всякий случай куртку. А вот Галчу пришлось ждать. Не понимаю, как можно полчаса менять джинсы на платье? Девчонка, одно слово.
Едва выйдя из корпуса, мы столкнулись с капитаном. Я ожидал, что он станет ругаться, но он кивнул:
– С ребятами знакомишься? Хорошо. Пойдём.
– Вы забираете Андрея? – растерянно спросила Галча. – А мы в город собирались.
Николай развёл руками:
– Дела требуют. Извините.
– Что, протея смотреть? – жизнерадостно ляпнул я.
Ребята посмотрели озадаченно. Я сжался. Ну вот… Язык, что ли, ампутировать? Не поможет: начну через имплантат глупости болтать. Какие-нибудь государственные тайны.
Я скомкано попрощался с ребятами, и капитан повёл меня к сиреневой «летяге».
– Ладно, не переживай, – усмехнулся он, когда мы садились. – «Смотреть протея» – это означает «нудно и долго оформлять документы». – И мстительно добавил: – Курсанты обычно не пользуются сленгом взрослых экзоразведчиков. Так что тебя записали в пижоны.
Я надулся. Сбылась моя давняя мечта: я любовался Землёй из окна аэра. Вот только почему мне так нерадостно?
Аэр летел низко, почти задевая верхушки сосен. Временами «летяга» плавно уходила в сторону, и тогда я замечал неясную тень меж деревьев. Камуфлирующие поля надёжно скрывали дома. Мы летели среди миражей.
– А мы не врежемся? – тревожно спросил я.
Николай открыл окно и рассеянно ухватил пролетающую мимо ветку. В руке остался пучок хвоинок.
– Нет, не врежемся.
– Точно?
Он провёл кончиками пальцев по потолку, и кабина раскрылась. Яркое полуденное солнце брызнуло в глаза. Я зажмурился. Над головой радостно кричали птицы. Ветерок доносил запахи сосновой смолы и цветов. Повинуясь мысленному приказу, «Летяга» замедлилась до скорости пешехода. Капитан встал и неторопливо прошёл к тупому носу машины.
– Иди сюда, – махнул он мне. – Здесь не так удобно, как в кресле, зато море впечатлений. Мальчишкой я только так и мечтал летать. Родители не позволяли.
Я проследовал за ним. Мы лежали на тёплом пластике, свесив головы вниз и глядя на тень «летяги», скользящую по земле.
– Вы на Земле родились? – спросил я.
– Да. Когда я прибыл на Каз, мне было лет двадцать пять. Сама идея, что транспорт может сталкиваться и ломаться, казалась мне чем-то невозможным. Пришлось привыкать.
Аэр замедлил движение и вскоре совсем остановился. Николай Джонович прижал к губам палец:
– Тс-с. Видишь белку?
На ветке сидел рыжий потрёпанный зверёк. Капитан вытянул руку и призывно зацокал. Белка радостно помчалась к экзоразведчику. Вот это да! На Казе единственные существа, которых можно безбоязненно брать в руки, – это крабики-бретёры. Но и с теми следует держать ухо востро. Зазеваешься – палец отхватят.
– Можешь погладить, – разрешил капитан. Он достал из кармана орех и протянул гостье. Белка беззаботно ухватила подарок передними лапками и принялась грызть. Я уважительно погладил зверька по мохнато й спинке.
– Как вы её позвали?
– Вот так, – капитан поцокал языком. Белка недоумённо на него покосилась. – На самом деле это беличий крик опасности. Но мы его неправильно воспроизводим. Белки привыкли.
