его не заметил с самого начала.
– А ты кто такой, чтоб мне указывать, птица неведомая? – пуще прежнего разозлился я. – Вали отсюда, пока лопасти на фиг не пообрывал!
– А вы все такой же грубиян, господин Васильев.
Мне почудились в голосе аппарата знакомые обертона. Позабыв про телевизор, я повнимательнее пригляделся к парившему в воздухе аппарату. Хотя он и был покрыт белой краской, но на его нижней части краска местами отстала, и в прорехи проглядывал зеленый листок.
– Ты? – охнул я, наощупь ища стул, чтобы грохнуться на него. – Откуда?
– Отвечаю по порядку: я, оттуда.
– Да как ты вообще сюда попал? – Я наконец нащупал стул и опустился на него, опираясь рукой на спинку.
– За вами пришел. Только тихо, ведите себя спокойно, естественно и смотрите телевизор.
– Да не буду я его смотреть!
– Вы должны его смотреть! Это мы устроили ваши адаптационные процедуры, чтобы вы поскорее вышли отсюда.
– Мы? Кто – мы?
– Мы – это мы, – не стал вдаваться в подробности квадрокоптер, но, помолчав, шепотом добавил: – БОБИР.
– Какой еще бобер?
– Да не бобер, а БОБИР – Бескомпромиссная Организация по Борьбе с Искусственным Разумом!
– Знаешь, я думал здесь сумасшедший дом для людей, а тут, оказывается, и дроны лечатся.
– Вы о чем? – поближе ко мне подлетел квадрокоптер.
– Да о тебе, о чем же еще, – хмыкнул я. – Неудачно приземлился или заряд во время полета закончился?
– Я бы попросил вас, господин Васильев!.. – начал было возмущенно напирать на меня квадрокоптер.
– А нечего меня просить. Лучше скажи, чего тебе от меня опять понадобилось?
– Вы понадобились.
– Зачем? Подзарядиться опять хочешь?
– Бросьте вы уже свои шутки. Я вам серьезно говорю: вы нам нужны!
– А вы мне – нет, – отвернулся я к телевизору, потому как заметил, что кто-то топчется у дверей в процедурную. Кажись, Ниночка действительно наблюдала за мной в монитор, встроенный в стену. – И дай мне уже спокойно телевизор посмотреть.
– Правильно, смотрите, – неожиданно согласился квадрокоптер, посторонившись.
– С чего вдруг? – не оборачиваясь к нему, спросил я.
На экране белочки, распушая хвосты и судорожно подергивая ими, приступили к главному.
– Они должны видеть, что вы адаптировались.
– Ни-ког-да! Слышишь?
– Да слышу я. И совершенно незачем так кричать.
– Тогда отвянь.
– Вы отказываетесь помогать нам?
– Да. Вы ненормальные. И ты, и твой бобер или как там его.
– БОБИР!
– Во-во.
– Вы неправы, господин Васильев. Это серьезная организация, состоящая из очень умных людей.
– Во главе с квадрокоптером?
– Нет, – сухо отозвался дрон. – Я вообще случайно к ним попал, после того как вас взяли. Не успели они вас перехватить – полиция раньше обнаружила.
– Угу, а говорил, что серьезные.
– Это правда.
– Кстати, скажи мне, любезный, на кой ты телефон мой тогда приволок?
– Ну я… подумал, – стушевался квадрокоптер, немного потеряв в высоте полета.
– Больше не думай, я тебя очень прошу.
– Хорошо, хорошо, – поспешно согласился дрон. – Но все же, что вы решили?
– Все равно не хочу. Нас и здесь неплохо кормят.
– А там не столовая, кормить вас, – похоже, квадрокоптер воспринял мою последнюю фразу на полном серьезе.
– Тем более, – сказал я и, зевнув, развалился на стуле. Оказалось, под монотонное бубнение телевизора очень неплохо засыпать.
– Но вас все равно скоро выпишут, – квадрокоптер решил не сдаваться без боя.
– Не выпишут, – отмахнулся я.
– Ну, разумеется! Вы думаете, вечно будете им мозги пудрить, прикидываясь душевнобольным?
– А я и есть душевнобольной. Как увижу тебя или вон тот ящик, в душе все вот так ворочаться и болеть начинает, – повозил я кулаками по груди.
– Неправда!
– Насчет ящика? – кивнул я в сторону немного притихшего телевизора. Молодец – уважает!
– Насчет меня.
– Слушай, ну чего ты ко мне пристал?
– Вы нам нужны!
– Ты повторяешься.
– И еще тысячу раз повторю.
– Валяй, – я опять зевнул, еще шире и прикрыв рот ладонью, – только со счета не сбейся.
– А мы так старались… – совсем по-человечески расстроился квадрокоптер, сделав полукруг у меня над головой.
– Чего старались-то?
– Сервер больничный взламывали, подделывали вашу карту. Я вот даже согласился перекраситься.
– Тебе-то какое с того расстройство?
– Терпеть белый цвет не могу!
– Так ты же не видишь себя.
– А зеркала?
– Да, о них я не подумал. Что ж, значит, ваша жертва – или старания? – была напрасна. Я сейчас разобью чертов телевизор и опять заживу спокойно.
– Не получится.
– Эт-то еще почему?
– В таком случае вас завтра пристегнут к стулу ремнями. А телевизор новый поставят.
– Меня нельзя бить! – влез в разговор телевизор, но я угрожающе зыркнул на него, и тот заткнулся.
– Да ты чего, совсем ополоумел? – привстав со стула, я обернулся к квадрокоптеру.
– Нет, но вы нам нужны.
– Да на кой я вам сдался-то?
– Вы умный.
– Ну, спасибо! Утешил. А может, я дураком быть хочу? Дуракам больше везет. И живется спокойнее.
– А вы хотите жить спокойно и быть дураком?
– Ох, как же ты мне надоел! – я хлопнул себя ладонью по лбу. – Ну, хорошо, расскажи, чем же вы там занимаетесь в своем «бобре»? А то ведь не отвяжешься. Телевизор, сделай-ка звук немного погромче.
– С радостью, хозяин! – мгновенно отозвался телевизор и немного увеличил громкость.
За дверью удовлетворенно шаркнули туфельки и зацокали прочь.
Квадрокоптер, выждав немного, подлетел к самому моему уху, едва не касаясь волос гудящими пропеллерами, и быстро затараторил мне в ухо.
Чем больше я слушал его, тем более одолевала меня дремотная скука, и мой, в общем-то, позитивный настрой скатывался в меланхолию – только революционеров мне и не хватало для полного счастья! Ну, сами посудите, разве можно бороться с системой? Не с конкретным человеком или отдельно взятой умной машиной, а с целым электронным организмом, запустившим свои ощущала и щупальца в человеческое сообщество. Насколько наивна сама идея в принципе добиться чего-то в пропитанном отравляющим духом машинного главенства обществе, затормозить бешено вращающийся маховик пропаганды против здравомыслия, на благо всему, кроме самого человека.
А квадрокоптер все бубнил и бубнил, не переставая. Я уже не слушал его, глядя поверх телевизора в хмурый день, бросавший крупные капли на оконное стекло. И так мне стало тоскливо, что я едва не взвыл. Хотелось выбежать на улицу, пробежаться босиком по теплым лужам, расплескивая воду, подставить лицо дождю, поймать губами капли…
Улица… Сколько я уже не был на улице? Два месяца? Три? Я уже давно потерял счет бесконечным, однообразным дням. И вдруг я понял, осознал всем своим естеством, что больше не могу прятаться, не желаю. Хочу вырваться на свободу из кошмарного мира поломанных, истерзанных душ, вырваться любым способом. И я сделаю это!..
