редкий дар. Он часто сам говорил: «Я сочинял песни для своих друзей и пел их в очень интимной компании…» А потом они стали расходиться кругами бесконечными и охватывать всю нашу огромную и необъятную страну. И эта интонация дружеская, расположение необыкновенное, с которым он пел своим друзьям, она у него осталась до конца. У него был дар удивительный, он умел любить человека. Поэтому к нему так тянулись люди.
А если брать его блатной цикл, его ведь тоже не понимают. Про него ведь такие небылицы плетут… Но это связано с тем, что он уже при жизни был какой-то легендой. К нему, вы знаете, шли тысячи писем… «Вы, как бывший уголовник, так прекрасно написали… Поняли сердцем… Я перековался…» А ведь он писал эти песни пародийно, стилизуя, проходя через все слои людей. У него необъятная палитра песенная. Ведь у него восемьсот с лишним песен. Это же надо успеть написать! А сколько у него осталось стихов! Ну, меньше, конечно, но ведь архив не весь ещё разобран. Хотя я знаю, что и проза у него есть. Такого обилия не ожидал даже я, близко его знавший… Я не думал, что у него столько осталось стихов, на которые он не писал музыки. Владимир говорил очень часто, что последнее время он больше работал с бумагой и карандашом, а не с магнитофоном и гитарой. И одна из целей нашего спектакля была даже полемической — показать и поэтам и людям, которые считают его только песенником, что его стихи — это высокая поэзия. Я-то убеждён, что это — высокая поэзия. И это доказывает любовь к нему миллионов людей. Это же всё-таки удивительное явление, что в любой день со всей страны к нему на Ваганьково приезжают люди, просто постоять. Зачем? Вот хочется задать вопрос: зачем? Значит, они с духовной какой-то жаждой приезжают? Значит, он умеет утолять духовную жажду людей. Они приезжают к нему — к легендарному, к бесстрашному человеку, который спел всё, что хотел. Он открыл необъятные новые темы, которые часто многие поэты боялись и затрагивать. Почему его песни так пошли в народ? Сейчас же говорят его словами. Муж хочет утихомирить жену и говорит ей сурово: «Ты, Зин, на грубость нарываешься!» Если иронически кто-то хочет сказать, то говорит: «Жираф большой, ему видней». То есть он, как Грибоедов, входит в пословицы, его песни становятся истинно народным достоянием. Это же тоже удивительное явление.
Я был с ним в войсках, в суровой такой обстановке, и очень крупный военачальник говорил, что он просто завидует дару этого человека влиять на людей. «Какая у него сила, какая у него огромная энергия — взять людей и заставить их слушать, затаив дыхание! Это качество хорошо иметь полководцу». С совершенно разных сторон об этом человеке говорят удивительные вещи, просто удивительные.
Володя был азартный человек, очень любил бывать всюду, бывать в разных компаниях, жадно слушал людей. Он не читал наставления и не учительствовал, а именно слушал. Вдруг исчезнет: то пойдёт в подводное плавание, и моряки рисковали, брали его с собой, то лётчики брали его в самолёты, альпинисты брали в горы. А он им давал силу. Все они говорили, что лучше себя чувствуют, когда с ними Высоцкий, как-то спокойней, уверенней.
Юрий Любимов за режиссёрским пультом.
Фото А. Стернина
Повторяю, для меня Володя — прежде всего поэт. Прежде всего. Он был прекрасный актёр, потому что он был личностью. Он всегда со сцены нёс какое-то своё ощущение мира. Я уже не говорю о том, что всегда у него поразительно звучал текст. Потому что Володя понимал, что такое слово и как трудно слово отбирать. У него удивительные стихи, по форме безукоризненные, и кажется, что это давалось ему легко. На самом деле, когда смотришь внимательно его стихи, то поражаешься их законченности, их гармонии. А сколько у него набросков бесконечных! Он очень много работал над словом.
Ещё — Володя был очень добрый человек, всегда старался помогать, всегда. Если он знал, что человеку плохо, он обязательно находил возможность помочь. Грустно об этом говорить, но могилу ему не случайно вырыли не как всем. Очень глубоко могильщики вырыли. Говорят: «Пусть сохранится». И место достали сразу, очень красивое место. Как войдёте, прямо под деревом. И угодил Володя вместе со своим братом рядом, они как два золотника — Есенин и Высоцкий. Это истинные народные таланты, которых недаром народ любит.
— А как складывались ваши личные отношения?
— Вот вам только один пример… Я очень часто болел, и так случилось, что жена с сыном были в Будапеште (моя жена венгерка). Я был один и лежал с очень высокой температурой — за сорок. И был в полубессознательном состоянии, но слышу: кто-то настойчиво звонит. Я по стенке, по стенке долго-долго шёл. Звонит ещё — видно знал, что я дома, и думает: почему не открываю. Я открыл, зашёл Владимир. Увидел меня в таком состоянии и говорит:
— Как же так? Вы — один?
— Ничего, ничего… Я как-нибудь отосплюсь, Володя…
— А что у Вас?
— Не знаю, просто температура очень высокая.
Но Владимир увидел, в каком я состоянии, сказал: «Подождите!» — и уехал. Я даже не помню, сколько времени его не было.
Оказывается, он на своей машине мимо обалдевших милиционеров въехал в американское посольство, достал там какой-то очень сильный антибиотик и привёз его мне. И я глотал это лекарство через каждые четыре часа. Действительно, через два дня температура спала.
— Вы знаете, Юрий Петрович, существует мнение, что песня «Бег иноходца» посвящена вашим отношениям?
— Может быть. Но впрямую Владимир посвятил мне одну песню «Ах, как тебе родиться подфартило». Она написана к моему шестидесятилетию. В трудную минуту для меня и для театра он написал и спел — «Скажи ещё спасибо, что живой!»
Беловой автограф посвящения Ю. Любимову к 60-летию (лицевая сторона). Сентябрь 1977 г.
И ещё одна песня. Когда театру было плохо, актёры являлись ко мне… Спектакли запрещали, меня выгоняли, я им всё время
