нужно было что-то с этим делать.
Вопрос в том, что. Если рассказать о своем открытии матери или Усачеву, они вряд ли воспримут ее всерьез. Поблагодарят для вида – и все… Нет никаких аргументов для человека, который не верит, это непробиваемая стена.
Ну а что тогда остается, действовать самой? Времени нет… да и страшно. Уже разыскивая Канзабуро-сана, она была в серьезной опасности, без Пилигрима она бы не справилась. А теперь Пилигрима нет… или все-таки есть?
Из реальности-то он не исчез, а Усачев как-то обмолвился, что судебное разбирательство по его делу назначено только на июль. Когда Рада вспомнила обо всем этом, план родился сам собой.
Первым делом она все же рассказала матери о лампаде – и получила в ответ холодную вымученную улыбку и осуждающий взгляд.
– Я сообщу об этом Диме, – только и сказала Ирина. – Но, буду честна, меня не радует, что ты никак не можешь отпустить эту ситуацию…
– Да меня и саму эта зацикленность бесит, – убежденно соврала Рада. – Слушай, я понимаю, что это перебор, но… Я могу досрочно взять отпуск? Хотя бы на неделю. Мне нужна какая-то перезагрузка. Когда я выхожу на работу, я только и могу, что думать про бедного теннина. А ты уже видишь, к чему это приводит.
– Рада, ты злоупотребляешь тем, что я – твоя мать.
– Да, но если бы ты не была моей матерью, я бы в принципе говорила тебе намного меньше. Если ты настаиваешь, я останусь на работе, без проблем.
Однако на работе ее не оставили. Рада знала, что так будет. В одном Ирина была не права: Рада не пыталась постоянно играть на семейных связях, напротив, на личные просьбы она отваживалась куда реже, чем другие сотрудники. Но тут ведь сложились исключительные обстоятельства, и по-другому было нельзя. Иногда цель действительно оправдывает средства.
Рада передала всех своих подопечных другим толмачам и покинула офис. Коллеги, конечно же, посматривали на нее с осуждением, но открыто критиковать не решались. Рада не сомневалась, что в ближайшие дни она станет главной темой для обсуждения за чашкой чая. Это ее не волновало – ей все равно будет не до того.
Из офиса она отправилась не на прогулку, как обещала матери, а прямиком к дому Пилигрима. Его адрес пришлось чуть ли не выкрасть, воспользовавшись служебным доступом к смежной базе данных градстражи. Если это обнаружат, плохо будет очень многим… Но с чего бы им обнаруживать?
Он снимал однокомнатную квартиру в старом доме – двухэтажном особнячке сталинских времен с несколькими квартирами, такими особнячками завершался грандиозный проспект, распахнувший в городе крылья куда более солидных построек. А в этом районе жизнь будто замерла – все те же скверы, все те же дворы с развешанным на веревках бельем, все тот же светло-серый асфальт с выбоинами. Рада подозревала, что, если бы тут вдруг оказался путешественник из прошлого, он бы заметил неладное только по смартфонам в руках некоторых прохожих.
Судя по состоянию домов, город недавно провел здесь реконструкцию: повсюду свежая пастельная штукатурка, новые чистые окна, редкие сохраненные витражи. Но капитальный ремонт был исключительно косметическим, чтобы дома напоминали сказочный городок со стороны. Внутри все зависело от жильцов.
И вот дому, где жил Пилигрим, с жильцами не повезло. Для таких мест было придумано емкое, пусть и не слишком приятное слово «бабушатник». Дом был старым во всем, не разваливающимся, но о ремонте и современном подходе даже не мечтающим. Этим интерактивным музеем славного прошлого можно было восхищаться от силы минут пять. Рада подозревала, что жить среди всех этих покрашенных густой пузыристой краской стен и стесанных ступеней крайне неуютно.
Но Пилигрима, видимо, такое не волновало до тех пор, пока у него была собственная квартира с крепкими стенами и минимумом соседей.
Звонка возле его временного жилища не оказалось. Звонок этот не то что сломался, его и в проекте не было, в обшарпанную деревянную дверь надлежало стучать кулаком. Это Раду не смущало, однако взять и постучать она почему-то не решалась, так и застыла у двери, чувствуя внезапную раздражающую робость. И откуда только? Все же в порядке было…
Пока она пыталась определить, что с ней происходит, открылась соседняя дверь, и на площадку выглянула на удивление удачно подходящая этому дому старушка в выцветшем халате и пуховом платке.
– Не открывает? – сочувствующе поинтересовалась старушка. – Стучи громче, детка, он должен быть внутри.
– Я просто не стучала еще, – улыбнулась Рада. Опыт подсказывал, что в общении со старушками надлежит быть хорошей девочкой, потому что иначе тебя автоматически запишут в девочки плохие, а третьего обычно не дано. – А почему вы думаете, что он внутри?
– Так он в последние дни и не выходит… Заболел, должно быть, бедолага! Он ведь и так тихий… Хорошо, что ты пришла. Мне показалось, что ночью он кашлял, но я, скажу тебе, глуховата, так что всякое возможно!
Что старушка глуховата – Рада поняла сразу: соседка говорила куда громче, чем требовалось. А вот то, что ночью она сквозь эту глухоту услышала нечто, похожее на кашель, плохо. Потому что кашлять Пилигрим никак не мог, плох тот ведьмар, который не можем мгновенно вылечить себя от банальных болезней. Он же слабым не был, он был гением.
Тогда что глухая старушка могла принять за кашель, какой болезненный звук, достаточно громкий для нее? Может, ей вообще послышалось? Раде хотелось, чтобы ей послышалось…
Соседка скользнула обратно в свою квартиру с таким многозначительным взглядом, что по ней сразу все стало ясно. Сделала для себя выводы про «дело молодое» и уже не сомневается в том, что будет происходить за стеной дальше. Ну да и ладно. В жизни Рады сейчас хватало проблем, которые отодвигали мнение незнакомцев в немыслимую даль.
Вот теперь она постучала уверенно и громко. Никакой реакции не последовало, и это здорово пугало, но Рада старалась не поддаваться.
– Я знаю, что ты там, – заявила она. – И я не уйду, пока ты не поговоришь со мной!
За дверью было тихо, но это и понятно. В такой маленькой квартире он не мог не услышать ее, он просто затаился.
– Пилигрим, я серьезно. Если не ответишь, я свяжусь с твоим начальством и сообщу, что тебе может быть плохо – на основании слов соседей.
Она вполне могла решиться на такое, и Пилигрим об этом знал. Замок все-таки щелкнул, открылась дверь, и Рада мгновенно забыла о подготовленной гневной речи.
Он выглядел откровенно больным. Бледный какой-то, осунувшийся, под глазами темные круги, сами
