на нем, но Джули видела, что размерами тот превосходил любую шкатулку.
Эйден опустился на пол и принялся растирать правую руку. Молодой человек боролся с подступившей дурнотой, которая словно передавалась и Джули: уши заложило, в горле встал ком, и она ясно ощущала пульсацию вен на шее и запястьях.
Клои протянула руку, чтобы снять наволочку, но Николас ее опередил.
Под тканью оказалась стеклянная банка, заполненная мутной зеленоватой жидкостью, в которой что-то плавало. К крышке был приделан хитроумный замок, усыпанный драгоценными камнями. Блеск рубинов и изумрудов не могла скрыть даже столетняя грязь.
Джули еще не удалось разглядеть, что именно находилось внутри, ее вмиг охватило чувство отвращения, и уже не особо хотелось открывать эту тайну.
На вытянутых руках Николас поднял банку на свет. Миссис Стэлворт за спинами молодых людей всхлипнула так громко, что заглушила звук рвоты брата Клои: разместив недавнюю ношу на подоконнике, он склонился над искусно расписанной вазой и оставил в ней содержимое своего желудка.
Клои пролепетала извинения и поспешила выйти из спальни, чуть не подвернув лодыжку на пороге. На ее лице было ни кровинки.
В лучах полуденного солнца в маслянистой воде, придавшей содержимому странное свечение, нежилось человеческое сердце.
Несколько минут они провели в молчании, с усилием отводя глаза от страшной находки, но она притягивала к себе внимание, манила рассмотреть, вскрыть и кончиком пальца коснуться пропитанного спиртом органа. Джули поморщилась, ее охватило желание разбить банку, чтобы проверить будет ли мертвое сердце трепыхаться на полу так же, как выброшенная прибоем на берег рыба.
Ключ, выпавший из рук Николаса, поблескивал посреди комнаты. Эйден первым вышел из оцепенения и подал голос:
– Может, все же стоит открыть крышку? – Он встретился глазами сначала с Джули, потом с кузеном Клои, поискав поддержки.
– Я не буду прикасаться к этой мерзости. В Дормер-Хаус нужно пригласить священника, чтобы он провел надлежащие ритуалы, и провести погребение. Господь милосердный, я и представить не мог… – слабо ответил Николас, все еще обнимая вазу двумя руками. В спальне повис кислый запах, несмотря на распахнутое окно.
Джули растерла затекшие конечности и приблизилась к подоконнику, подняла по пути сверкающий драгоценностями ключик.
– Хорошо бы выяснить, кому принадлежало это сердце, чтобы можно было отыскать могилу с… эмм… остальными частями тела.
Николас, пошатываясь, поднялся на ноги.
– Да кому угодно, любому несчастному бродяге! Бьюсь об заклад, это тетка Вивиан использовала беднягу для своей черной магии! – Он наскоро перекрестился, а для верности еще и поплевал через левое плечо, чем немало позабавил Эйдена.
– Мисс Вивиан никогда не практиковала черной магии, и это не сердце какого-то случайного прохожего, – с достоинством произнесла миссис Стэлворт (о присутствии которой все благополучно забыли), утирая лицо кружевным платочком.
Джули заинтересованно обернулась на женщину. Ее уверенность в собственных словах была столь очевидной, что не возникало сомнений, что экономка знала о хозяевах дома гораздо больше, чем ей было положено.
– Вы знаете, чье оно? – спросила девушка.
– Слуги знают все, – хитро улыбнулась женщина, вокруг ее глаз появились морщинки, она тяжело вздохнула и продолжила: – Моя мать служила в Дормер-Хаусе старшей горничной в то время, страшное событие потрясло весь дом, да и скандал, который…
Николас перебил экономку, сморщив нос, он кивнул на испорченную вазу:
– Не время для досужих сплетен, миссис Стэлворт, лучше отмойте ее, а позже займитесь уборкой, моей сестре все же размещаться здесь на ночь.
Джули вытаращила глаза: человек, который пару минут назад дрожал всем телом и искал помощи у любого, готового ее оказать, пренебрежительно указывал прислуге на ее место. К тому же было ясно, что кузен не испытывал ни малейшего раскаяния за то, что от комнаты, в которой ночевала Клои, остались одни руины.
– Конечно, мистер Эйвери. – Женщина поднялась с кресла и направилась к выходу, бормоча себе под нос: – Только это никакие не слухи, вся челядь знала, что мистер Эйс вырезал сердце из груди своей жены и оставил его себе, чтобы оно не принадлежало никому, кроме него…
– Дедушка был истинным романтиком, если это правда. – Клои столкнулась с экономкой в дверях и, посторонившись, пропустила ее в коридор. – Будьте так добры, сделайте хоть что-нибудь с хозяйскими покоями, чтобы я смогла показать Дормер-Хаус потенциальным покупателям. Просто прикройте чехлами все, что не подлежит восстановлению, я позже разберусь. Я уже попросила мистера Стэлворта подготовить для меня комнату моей матери, когда он управится в саду.
Джули восхищало умение Клои взять себя в руки, когда того требовали обстоятельства. В ее распоряжениях не было грубости, тон оставался ровным, но у прислуги не было возможности найти какую-либо лазейку и не оставалось выбора, кроме как беспрекословно выполнить их. Девушка пересекла комнату и взяла протянутый подругой ключ. Задержав дыхание, Клои твердой рукой два раза повернула его в замке.
Заржавевшая крышка поддавалась с трудом. Николас стоял поодаль, прижав к носу надушенный парфюмом платок, он опасался нового приступа дурноты. Джули и сама была готова к тошнотворному запаху, который наполнил пространство, стоило только снять замок.
Подоконник был усыпан крошками ржавчины, которых становилось больше с каждым поворотом крышки. Клои приходилось прикладывать силу, но она твердо отказалась от помощи Эйдена. Всеобщие опасения были напрасны: содержимое банки было надежно запечатано, и достать сердце можно было только разбив стекло, а замок открывал доступ лишь к потайному отделению.
Внутри оказался засушенный бутон алой розы, который рассыпался в руках у Клои, как только она к нему прикоснулась, и крохотный клочок бумаги.
Храни любовь в сердце своем. Жизнь без нее подобна бессолнечному саду с мертвыми цветами.
Клои протянула записку Николасу, после того как стоявшие подле нее Джули и Эйден прочитали ее.
– Сдается мне, дедушка слишком буквально понимал Оскара Уайльда…
Кузен Клои повертел бумагу в руках, проверил ее на свет.
Эйден хмыкнул в попытке скрыть смешок. Он двумя широкими шагами добрался до Николаса и панибратски хлопнул его по спине.
– Сочувствую, приятель. Ни второго тайного завещания, ни сундука с пиратским золотом… Сердце, залитое формальдегидом, и любовная записочка – узнаю истинный дух Дормеров!
Мужчина вздрогнул от прикосновения широкой ладони и передернул плечами. Он оттеснил Джули, бросился к банке и принялся обыскивать ее на предмет каких-нибудь подсказок, отказываясь верить, что тайна была раскрыта.
– Какая-то ерунда! Неужели грех, который совершил Эйс, – это всего лишь убийство жены, наставлявшей ему рога? Он или Вивиан определенно использовали сердце Луизы в качестве жертвы Дьяволу!
– Тебе этого недостаточно? Убийство всегда было самым тяжким из грехов, заслуживал человек смерти за свои деяния или нет, – осадила брата
