кладет трубку и устало роняет голову на подголовник.
— Этот кретин обидел ее, — поясняет он, снимает очки нервными движениями вытирает стекла краем рубашки. — Надо ехать, забирать ее из кафе.
— Погоди минутку, — я подхватываюсь с места и торопливо собираю миски и пакеты с собачим кормом. Милаш бегает вокруг, видимо предвкушая добавку. Корм весит чуть ли не столько же, сколько и сам пес. Стас помогает мне собраться.
Мы пристегиваем Милаша к поводку, и он тянет Стаса снова на улицу. Выглядит так, словно он тащит его на буксире. Вот кто точно смог бы вызволить его двенашку из грязи! В два счета!
— Тебе понравится Николаевка, чувак.
— Особенно мамин розарий, — вздыхаю я.
Я оглядываю квартиру Соколова, обуваюсь в ненавистные туфли и ковыляю на выход.
Надеюсь, мы поступаем правильно.
***
На улице уже рассвело. Мы подходим к машине. Милаш сразу же запрыгивает на пассажирское сидение, довольный как слон.
— Ты смотри-ка! — хмыкает Стас, погружая корм в багажник. — Даже место даме не уступил. Джентльмен!
Пес шумно дышит, вытащив язык набок и явно готов к поездке. Вообще ко всему. Я даже немного ему завидую.
Мы быстро доезжаем до кафе.
Маруська сидит на скамейке на улице, вытянув ноги, и рассматривает носки кроссовок. Продуманная. Не захотела надевать каблуки, и я жалею, что не последовала ее примеру. Она не смотрит на нас, погружена в собственные мысли. Я подхожу и сажусь рядом с ней. Стас остается в машине с собакой.
Мы молчим, но я не чувствую неловкости. Только не с подругой детства. За долгие годы дружбы мы научились поддерживать друг друга без слов.
Я кладу голову Маруське на плечо, а она тихонько всхлипывает.
— Прости, Лесь.
— А ты — меня.
Она кладет руку сверху моей и слегка сжимает.
— Что он натворил? — не зря мне никогда не нравился этот Веремеев.
Парень ничего конкретно против меня не сделал и вообще вел себя обычно для студента старших курсов, но все равно не вызывал у меня никакого доверия. Внутреннее чувство подсказывало, что в нем есть гадливость. Мне жаль, что я оказываюсь права.
— Я отказалась ехать к нему домой, и он обозвал меня бездарностью и назвал мой подкаст бредятиной.
Маруська может стерпеть любое оскорбление в свой адрес, но подкаст для нее святое. Знаю, как ей сейчас обидно.
— Вот урод! — ворчу я.
— А главное, он ведь прав.
Я поднимаю голову и с недоумением смотрю на подругу.
— Ну сколько у меня слушателей? Сто тридцать! Четыре года веду подкаст и всего три калеки две чумы. Меня постоянно слушают и комментируют единицы… Может, все это — пустая трата времени? Может, я и правда бездарность?
— Не говори так, — возражаю я, расстроенная тем, что слышу. Маруська никогда не унывала, она горела этим подкастом и продолжала заниматься им вопреки всему. Сегодня она впервые засомневалась в том, что делает. Мне хочется разыскать этого Веремеева и вырвать ему язык. — Лучше сто подписчиков, но преданных, тем тысяча пустышек.
— Отправлю резюме в «студию Артемия Лебедева» и свалю в столицу!
— Ты его уже составила?
Я жалобно скулю. Не сомневаюсь, что у подруги все получится. Уже расстраиваюсь наперед, представляя, что буду делать, когда она уедет от меня в другой город.
— Да, но я что-то волнуюсь и никак не могу нажать на кнопку «отправить».
— Хочешь, я нажму?
Она улыбается сквозь слезы и это уже хороший признак. Она — натура импульсивная, быстро вспыхивает, но также быстро и оттаивает.
— Как ты? — Маруська осматривает мое лицо. Черт, я ведь даже в зеркало не смотрелась. Наверняка тушь стекла с ресниц и оставила черные потеки. — Пьеро в женском обличии.
Со всей этой спасательной миссией Соколова я совершенно забываю об Аксенове. А теперь вспоминаю. Плечи сами опускаются вниз, как будто кто-то поставил на каждое по увесистой гире. Тяжесть неразделенной любви никогда еще не давила на меня так, как сейчас.
— Он ведь мужик, как никак, — Маруська снова стискивает мою руку. — Не унывай. Ты же ее видела: у нее из натурального только мозг. Да и тот с горошину. Наш Виктор Максимович таких не любит.
Мы обе понимаем, что это слабое утешение, но я все же улыбаюсь.
Мы молчим. И никому не хочется нарушать эту уютную тишину. Птицы щебечут, солнце начинает пригревать все сильней. Новый день наступил, а мы никак не можем оправиться от предыдущего.
— Леська, что это за чудовище у Стасяна в тачке?! — громко выдает Маруська, прищуриваясь. — Это что — собака?
— Это пес Соколова, — поясняю я, а подруга таращится на меня в полном недоумении. — Мы ездили к нему. Он не пришел на выпускной, потому что… — но как, блин, это объяснить? — Потому что был не в состоянии.
— Вот тут поподробней…
— Он столько выпил! Мы жутко испугались и вызвали скорую.
— Что, опять вернулся за старое?
Теперь недоумеваю я. Маруська поясняет.
— Он же пил по-черному после того случая в ночном клубе. Его отчим даже на лечение в клинику отправлял…
— Ужас! Я этого не знала!
Я почему-то вспоминаю слова Тимура о родителях Леши. Теперь его опасения о том, что будет, если они узнают о сегодняшнем, приобретают для меня смысл. Смотрю на часы. Семь утра. Нужно съездить домой, привести себя в порядок и обязательно навестить Соколова в больнице.
— Судя по всему, ты много чего о нем не знала.
Мы поднимаемся на ноги не сговариваясь. Идем к машине и обнаруживаем Стаса, спящего крепким сном. Он сидит, опустив голову на руль, а Милаш лежит на его коленях и тоже дрыхнет.
— Сладкая парочка, — ворчит Маруська.
Пес поднимает голову, когда мы стучим в окно.
— Что-то я не готова ехать рядом с этим монстром, — нерешительно говорит Маруська.
— Милаш безобидный.
Вспоминаю свою первую реакцию на пса, когда он несся на всех парах к нам с сестрой. Как у меня не развилась кинофобия — ума не приложу. Так что я прекрасно понимаю чувства подруги.
— Он меня пугает до смерти.
— Единственное, что он может сделать до смерти — это зализать.
— И тебя, конечно же, он полюбил с первого взгляда?
Я пожимаю плечами, хотя понимаю, что пес действительно очень тепло принял меня.
— Не зря говорят: все псы похожи на своих хозяев… — задумчиво изрекает она и открывает заднюю дверь авто.
Стас резко оживляется и чертыхаясь хватается обеими руками за руль. Он что, думает, будто уснул за рулем?
Мы с Маруськой хохочем и садимся в машину.
Стас везет меня и Милаша домой. Мы болтаем как раньше, словно ничего
