и со мной. Все эти дни сердце играло, взмывало, несло тебя на крыльях трепетно-игривого стучанья, поющего биенья. Везде, во всем — ты, ты только. И в яблонях ты, и в далях, и в силуэте напоминающей тебя фигуры женской, и в облачке, и в самом воздухе раздольном, легком… и в березке на откосе, — везде твое _в_и_д_е_н_ь_е, — для меня. Ты все собой наполнила, — сейчас нашел духи, маленький флакон фирмы «Буржуа», «Жасмин»… не знаю, _д_а_д_у_т_ ли они — жасминное, тебя? Купил. Кажется, розовым маслом и… апельсинным духом, — только. Мне у Герлен сказали правду: _н_е_т_ больше «настоящих» — «Жасмен»! Но… я наполню и их тобой. — Были в детском лагере118 — чудесно! 165, разного возраста — был _у_н_е_с_е_н! Все сделали три священника, бывшие офицеры белой армии. И _ч_т_о_ сделали! Французский ревизор-доктор, — часть на содержание добыли от «национальной помощи» — был обескуражен: «как, почему у вас _в_с_е_ — _ч_и_с_т_ы, все чисто и красиво одеты, все обуты даже… и все — так здоровы, и все почти… бедные, иные совсем сироты?! Разве только вашей более высокой, чем… — интеллигентностью могу объяснять?» — Вырвалась правда у — француза! Я был восхищен. Чудо. И в таком «чудесном», и _в_е_с_ь_ в тебе, с тобой, — вернулся в Париж. Какие глаза, какие _у_м_н_ы_е, вдумчивые и — счастливые! — _с_и_л_ь_н_ы_е_ ли-чики у детей… и — какие надежды, как _э_т_о_ крепит веру в наше! Я спокоен. И как же радостен… то-бой, моя подружка, моя дружка, сестренка, моя на-вечная, моя — суженая мне! Оля, меня порой бросает в ужас, мертвит, при мысли — если бы не встретил…!? _н_е_ _у_з_н_а_л…?! — кажется, не было бы меня теперь, да. _В_с_е_ — _д_а_н_о, даровано — в крайний миг полного отчаяния моего. Вспомни, Люночка… вспомни, как проходил тот день, 9 июня… ты плакала… _о_д_н_а_… перед _п_у_с_т_о_т_о_й. Вот такое же, — вероятно, куда безнадежней было со мной в первые дни июня 39 г., когда я воззвал криком к _н_е_й… — и ты _у_с_л_ы_ш_а_л_а! Ты _д_о_л_ж_н_а_ была услышать. И — воззвала ко мне. Ведь… я тогда, в самый тот день, пришел к тебе, я-сам… в книге… подумай! вду-майся, Олечек, Олька моя. Юнка моя, Люночка нежная… милое дитя чистое, вся чи-стая моя… вся — Божие Дитя, прелестная… Господи, благодарю тебя за милость Твою! за посланную Тобой — _ж_и_з_н_ь_ в _с_в_е_т_е! Я могу, я хочу работать, я слышу силы в себе, я хочу воспевать Тебя! Оля, я чутко берегу, лелею мое высокое чувство, рожденное во мне тобою. Какое чи-стое..! какое нежное… и при всем этом — какое чувство _б_л_и_з_о_с_т_и, и очень земной близости — любви опаляющей! Но и это земное, — как высокое произведение искусства, — оно не режет, не оскорбляет чувство душевной красоты, _п_е_с_н_и, изящества душевного, этого _п_о_л_е_т_а_ в чувстве предельной любви… подлинно-земной, требующей _с_о_д_е_р_ж_а_н_и_я, творческого акта… увенчания! Ни-как не оттеняет, не мрачит, не дает и намека на «привкус» чего-то, вызывающего стыд… нет. Будто мы давно — друг дружку _з_н_а_е_м… спознались. Ну, тебе все с полслова ясно: ведь ты чувствуешь созвучно, такой-другой нет на свете. Ты — я. Так вот и созданы были, — игра случая? — пусть, но эта «случайность» стала «знамением» для меня. Это светло-благостная случайность стала — важнейшим событием жизни, властно-неотвратимой, живой, _н_е_о_б_х_о_д_и_м_о_й, — о себе говорю. Тобой буду дышать духовно, тобой влечься в творчестве. А ты… ты помни: ты — назначена для высшего проявления сил твоих в искусстве, ты — _р_о_д_и_л_а_с_ь 9. VI. И не замирай. Прошу, молю, тре-бую! А ты… тонешь в «гостях»! Не надо крайностей: гости — тоже маленькие радости, но и — омут, вериги. — Об И. А. свойствах твой больной, друг семьи, — правильно сделал вывод. В И. А. почти все, всегда — рассудочность, диалектика, схема. Он понимает искусство, но сам творить его _н_е_ может. Он не полоняет, а та-щит читателя, втаскивает. Он о-чень умен, мудр, образован страшно широко и глубоко… он пылок в мыслях, и в чувствах, остроумен, шутлив умно, даже с огромным, — не всегда со вкусом, — юморе, скорей в мальчишничестве, — как, например, Владимир Соловьев119, но _с_а_м_ он не _т_в_о_р_е_ц. Ну, как, например — видишь, на тарелке чудесные сочные груши, тают во рту, даже через кожицу слышно, как они сладки, как они нежны-сочны, в комнате слышно — дюшес! Это художественное произведение Жизни. Это один из ее «очерков». Еще, видишь? Вон, на стене «натюрморт», чудесные груши, почти _т_е_ _ж_е… — но _ж_и_з_н_и_ нет, лишь ее отражение. Это «мысль», чувственная даже, о… о… о _г_р_у_ш_а_х-дюшес. Красочкой пахнет. И еще — видишь, на картоне — без расцветки — тушью — нанесена «проекция» груш, «штрихи» их, схе-ма… — это «схематизация» груш, все стерилизовано, у них _в_с_е_ отнято: лишь «идея груши». Может быть, о-чень четкая, но — это только «диалектические груши». Вот как «рай» и «лекция о рае». Иван Александрович _ч_е_г_о-то лишен… — знай, я его люблю, чту, и ни-чего тут не примешано, клянусь! Он может _в_с_е_ понимать, чувствовать, но… сам _н_е_ может дать так, — он лишь теоретик, эстетик, мыслитель… вдохновенный даже, пророк даже, но не… художник. Он «диалектик» и в любви, но… _н_е_ _л_ю_б_о_в_н_и_к, _н_е_ муж, _н_е_ _о_т_е_ц! Он может любить возвышенно и тонко, но… ни «жасмина», ни «черемухи», ни «малины» не даст, и сам _н_е_ услышит — полностью. Он бурен, м. б. даже стра-стен… но он — «холодный кипяток», как метко выразился о Мережковском не то Бальмонт, не то Амфитеатров. Он себя «натаскивает». И без-оглядным, самозабвенным не сможет быть. Глу-постей никогда не совершит. Он давно _н_а_ш_е_л_ — строго логично и безупречно-диалектически, что он си-ла, гениальный мыслитель и политик, непогрешим… — все это правильно с формальной стороны — и м. б. не совсем правильно по сущности, — ну, кажется же, что камбала однобока-одноглаза, а на самом деле… только вы-вихнута! — не то! Так и тут — кажется _е_м_у, что и т. д. — и — в сущности — неверно. Он себя «определил», и отсюда — самоценение, «приидите-поклонимся», противоречить? — ни-ни!!! — он — яркая «самость», — «я-я-я-Я..!» — ради Бога, не подумай, что я разношу, хватаю через край, _л_и_ч_н_о, пристрастно… нет-же! — я очень хочу _н_а_й_т_и_ его сущность — и посильно — только! — нахожу. Олюнка моя, — скажу-шепну тебе: я имею _д_а_н_н_ы_е. Я знаю его «опыты в художественном творчестве»120. Подробно — при встрече. Не хочу доверить бумаге. Он — очень великий талант, разнообразный, но в нем 9 частей — от Ума, одна — от — сферы чувств, души. Я предпочту простую грушовку-спелку, даже
