«Никому, ничему не нужна?!» Вдумайся: сколько людей вот _т_а_к_а_я_ «Яйюшка» за свою огромную жизнь — не зная! — направила! Она и не сознавала, как не сознаешь ты, что изобразила! Твой «Грех» — прекрасен. Изволь его переписывать, править, «насыщать» значительными «м_е_л_о_ч_а_м_и»! Дай несколько черточек внешнего лика няни, и проч. Сама увидишь, чем дополнить: о пьянице Василии, об Александрушке, о весне (не бойся _в_е_с_н_ы_ нашей, которая в тебе, такой ни у кого нельзя заимствовать, — все будет _ч_е_р_е_з_ тебя). Какое счастье, что ты видела Александрушку! — это же — Она, Россия. Какое счастье что мы оба — из _о_д_н_о_г_о, и что мы нашли друг друга! Ты мне понятна, как я тебе. О, милая! Эта Александрушка святей Лукерьи из «Живых мощей». Оля, а у тебя сколько же о бабушке! Изволь все писать. И подойдешь и к «Лику». Как я тебя целую! О, двояшка моя! Вся — родная, вся. Счастлив тобой. Ваня
[На полях: ] Я _п_р_и_е_д_у, все сделаю.
Я здоров, только сплю плохо.
16
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
28. VIII.42 9–30 утра Успение Прев. Богородицы
Вместо депеши, про-няло меня!!
Утренняя моя (в_и_ж_у, в солнце!), прекрасная!
Олюлька-свет, ты захотела меня развлечь «в болезни» — и раскрыла еще раз свои «подвалы». И я так развлекся, что вчера не долепил марок на открытку тебе. Только бы дослали!
Чудеска! Я взволнован, до чего ты ярко дала (и не думая о сем!) — твою «Яйюшку»! Я страшно рад, как ты слышишь ушками (чуть кусаю их, как ты целовала ушки Александрушки!). Одна бирюзинка из… голубого мыла (зна-ю!) _ч_е-г_о_ же стоит! Не выдумать. Ты дала _с_в_е_т_ в лике «Яйюшки». Вот это и о «мыльном камешке» — добавь-вставь в «Первый грех» («Говенье»). И о Василии — два — три словца о «никчемности» его (Я таких знаю — мягкие они, безвольные, лени-вые!) — най-дешь, будто мимоходом. О… весне!!! Не бойся моего, умоляю: весна — всеобщая! Радость свою дай, слепящее солнце… дорога горит вся, — «заливной орех» (браво!) бо-о… бо-о-лыно-ой… — Добавь «бугристая» дорога где — там кажется, б-олыной — бо-ольш… Ведь это — детское сравнение, через _т_в_о_ю_ _д_у_ш_о_н_к_у —! — ты заливные орехи любишь! В этом-то — все!! Что это — пирог «с соленьем»? Ягодным или — грибным (грузди)!? Скажи ясней. Скажи об «Яйюшке», [продолговатом] лике… — что может ребенок увидеть и полюбить. — Очевидно, не рост… не статность, а глаза — свет — ласку, продолговатость, — губы… (очень кратко) и, конец о сережках (мыльце). Скажи, что ты в ней _з_н_а_л_а_ от бабушки (такая Богу угодна!) ну — как ребенок, и все будет ясно читателю. Найдешь! Очень хорошо — впросонках отец — и… нащупываешь знакомые жилки!!! (тут — вся любовь твоя, этим дана! (При-ем дивный!!)
Ольга, душу тебя! Не могу без тебя. Рвусь! Хочу тебя видеть, двояшка моя. Оля, и ты, ты, ты… рвись! Не знаю, кому из нас удастся — до-рваться. Сейчас вернули вчерашнюю открытку, недостаточно оплачена. Очень хорошо, справлюсь сейчас на почте, можно ли доплатить — и все же брошу. Олюночка-юночка, я весь словно взволнован, — тогда, в тошнотности, я не мог всего сказать о «Говеньи», — одно: _х_о_р_о_ш_о! Это — «5» у меня. Пополнишь — будет с плюсом — отлично. А дар большой — все дар, — ясный сразу. Изволь быть собой, а не нытиком. Ольга, я тебя очень люблю, до… боли, до безумной ласки. И как мне хочется писать! Ты меня до-жгла. Душу тебя, зарылся в тебя, я слышу тебя, твое тепло. Если бы ты сейчас была здесь! Жизнь бы тебе отдал! — в миг. Твой Ваня, нежно целую, и дольше.
17
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
31. VIII.42 1 ч. дня
Любимка, Олюночка-ю-ночка… твое письмо 25–26114, ми-лая! Отвечу ниже, а вот… — в субботу ездил дышать. Чудесный день, и все чудесно. Юля встретила «дядю-Ваничку» на вокзале… — ви-згнула даже! Прошлой субботой не дождались. Сытно завтракали в ресторане, долго гуляли. «Маленькая Швейцария», и да-ли..! — три долины там и холмы-горы. Рябиной восхитился..! — вся горела, сочными кистями глаза ласкала-целовала — в темной перистой зелени. Под раскидистыми кривыми яблонями — стадо вдали! лежало. — Заметила ты, как яблони похожи — своим «станом» — на дебелых, отяжелевших, важных гранд-дам? — очень покойно-увесистых и со спокойной совестью..? И вот ответ тебе — «как ко мне „Юля“»? Я нарочно захватил твое письмо об «Яйюшке», — читая, изменял, конечно, местоимения личные… и прочее. Она была поражена..! Она знает народный говор, выступала по фольклору в радио, но большей частью напоминает мне оперных пейзан, в новых лапотках, пахнущих лачком игрушечным… но это не значит, что она не чувствует _ж_и_в_о_г_о_ говора. Рассказом она была захвачена, как и ее муж — между прочим, отличный, своеобразный поэт, только недавно мною открытый и — мною же признанный! Как-нибудь выпишу какие-нибудь его стихи, — все крайний Север. Вот как — к тебе! Очень сердечно, раз лю-бят «Дядю-Ваничку». Теперь — с восторгом. «Ка-кой язык!!» Олька моя, ты — бо-о-о-ольшая! у тебя все в этюде говорят _с_в_о_и_м_ языком. У меня ухо строгое, я-то _в_с_е_ _с_л_ы_ш_у. Да, необычайно. Как… — это отметил Толстой, сам мастер, — (н_о_ _н_е_ _в_с_е_г_д_а) — в языке народном. Он отлично знал деревенский, хорошо — мещанско-уездный, слабо — купеческий, губернский… — как у Эртеля115, — несправедливо мало-знаемого! — «Семья Гардениных»116, например… Там девчонка дворовая свой язык-тон имеет, старик-кучер — свой, баба, приказчики, конюха, повара, нищие… — _в_с_е_ — с_в_о_й. Это — чудо «языка». Так вот, в твоей передаче, — и это после 20 лет «европы»..! — _в_с_е_ — _с_в_о_и. Это — такой дар твой, — граничит с чудесным. Да, мы с тобой одного теста, одной души и дара. Я признан — в частности — в «языкочуткости-меткости», ты — будешь признана. Солнышко мое золотое, жаркое… — не налюбуюсь на тебя. Ка-ак твой дедушка говорит… ка-ак… «отец жениха»..! ка-ак «Яйюшка»-девочка, девушка, женщина, пожилая… — все — разные оттенки! _В_с_е_ в передаче — метко! Достигнут предел качественности, сжатости, то-чности… — _о_б_р_а_з_ы! _В_и_ж_у, _в_с_е_ вижу. Потому что была свободна, не озиралась, не старалась _л_у_ч_ш_е_ дать. Это по-сле… когда написалось — делается отбор, вымарка, вставка-наполнение, «чистка», словом — отделка-обдумка. Пушкин сделал 18 вариантов «Жил на свете…»!117 Ну, будя… захвалишь еще. Юля не знает, как я к тебе… ни как ты ко мне: писатель — глубокий-чуткий; художественно-чуткий, «влюбленный» читатель, — и все. Это ей близко-понятно. Ну, какое тебе дело до нее! — нам — до нее! То, что переживаешь ты, когда я в сердце у тебя… — самое то, точь-в-точь,
