Книга Последний обоз - Анна Соло

— Ах, я всё забываю, что ты не наш… Девичья красота — это всего лишь ленты. Муж жене выплетает их из волос в день свадьбы, после она дарит их младшим сёстрам и незамужним подругам на счастье. А никому не нужная засидка дарит свою увядшую красоту реке и больше уж не считается невестой.

— Увядшую? Сколько тебе?

— Девятнадцать травоставов.

— Но это совсем не много. Мне вон больше хлябей накапало — и ничего.

— Девичий век короток, у нас рано замуж выходят.

— Прости, но как же так вышло, что ты до сих пор одна?

— Был у меня жених, да сгинул в Торме в прошлую хлябь. Тебе о том, верно, без интересу…

Нарок обнял Омелу, крепко прижал к себе.

— Мне про тебя всё интересно. Хочешь, я буду твоим милым? Стану прибегать к тебе на вечёрки, свечи и пряники дарить? А по травоставу приду свататься? Ты только жди, не расплетай лент.

— Миловаться с тобой я ещё тогда согласилась, когда обережку дарила, — смущенно сказала Омела, — А женихаться — это если батюшка разрешит.

— Я его уговорю, — уверенно заявил Нарок, заваливаясь обратно, в солому, и увлекая девушку за собой. Омела сперва сжалась испуганно, как пойманная птичка, но он просто спокойно лежал на спине, держал её в объятиях, положив сверху на себя, и она доверилась ему, расслабилась, опустила голову ему на грудь.

— Расскажи мне, как у вас положено свататься, свадьбы играть? — спросил Нарок, чуть поглаживая её по спине.

— У нас всё по-простому, как предками заведено. Сперва с отцом девушки договариваются, сколько откупа за неё дать. Хоть мешок репы, а дать надо. Это — сговор. Сговорённая девка — уже невеста, по вечёркам она ещё ходит, но милуется только со своим женихом. После, в оговоренный день, жених в красной рубахе приходит вместе с роднёй на невестин двор и строит очажок. Если невестина родня согласна ему девку отдать, то её отведут к тому очагу, а взамен получат откуп, какой условлен на сговоре. Жених обведёт невесту вокруг своего очага, а его родные очертят по земле круг острым ножом. Сделают так — и всё, эти двое уж отдельная семья, отрезанный ломоть. Все радуются, передают им в круг всяко имущество: приданое невесты, жениховы подарки, и от родни кто что даст… Но это если молодые чают жить своим хутором. Если же останутся при одном из отеческих, то жених ведёт невесту вокруг отцова очага, и их от семьи не отрезают. Будут они до поры считаться при хозяине хутора младшими. Про жениха, вошедшего в семью невесты, скажут примак, невесту же, вошедшую в семью жениха, станут звать меньшицей.

— Как у вас всё сложно… У нас намного проще. Жениться может только тот, у кого есть, где жить с женой. Хоть какая халупа, но свой собственный дом. Если парень и девушка нравятся друг другу, она может прийти к нему и дотронуться до очага. Это значит, что она хочет стать в этом доме хозяйкой. Потом вместе идут в храм, а на обратном пути останавливаются у каждого двора, и парень всем в селе сообщает, что эта девушка отныне его жена, как бы знакомит с ней всю общину заново.

— А что же родители? Вдруг они против?

— Может, так и бывает, но я о подобном никогда не слышал. Кто ж может разделить то, что уже связано самими Небесными Помощниками?

Омела тихонько вздохнула и сказала:

— У нас тоже иногда женятся без отеческого благословения. Тогда тайком идут в лес, чтобы просить благословения у хранителей, строят очаг на этловом дворе…

Тут из дальнего угла раздалось насмешливое фырканье. Нарок с Омелой разом вздрогнули, обернулись на звук и натолкнулись на ясный, ничуть не сонный взгляд Малька. Омела ойкнула, вскочила и выбежала из овина, на ходу оправляя на себе поневу. Нарок с досады запустил в Малька пустым корцом:

— Чего тебе не спится, длинные уши?

Тот ответил с нахальной ухмылкой:

— Трындите слишком громко. Лучше б целовались.

Нарок одарил его хмурым взглядом, вытряхнул солому из волос и пошел следом за Омелой.

На дворе никого не было, зато имелось водопойное корыто и пара вёдер. Нарок натаскал воды из ближайшего ручья (найти его оказалось совсем не сложно, туда вела хорошо натоптанная козья тропа), умылся, напоил коней, без спешки почистил Воробья и Тууле, и уже раздумывал, не навести ли заодно блеск на Каравая, когда из избы выглянула Торвин.

— А, проснулся? — сказала она недобро, — Греби сюда. Есть разговор.

Нарок побрёл к ней, внутренне приготовившись получить головомойку, однако в этот раз его ожидало иное.

В сенцах Торвин ухватила его за руку, втащила в тёмную горенку**, захлопнула за собой дверь и закрыла её на задвижку. Проморгавшись и привыкнув к полутьме, Нарок увидел Добрыню, сидящего на сундуке у стены. Торговец нервно болтал ногой и неловко бегал глазами по углам горенки, словно мальчишка, пойманный матерью возле крынки со сметаной. Или старый крысюк, по небрежности угодивший в самую простецкую мышеловку.

— Ну, как-то так, — сказала Торвин, усаживаясь на пол у двери, — Все заинтересованные в сборе. Добрыня, ты не находишь, что тебе пора кое о чём нам рассказать?

— Рассказать? — хмыкнул Добрыня, — Да что я могу рассказать? Как обычно, одни только тормальские байки.

— Вот и приступай. Будем считать, что у нас сегодня вечёрка со сказками.

В ответ не раздалось ни звука. Посидев немного в темноте и угрюмом молчании, Торвин снова подала голос.

— Не знаешь, с чего начать? Начни, к примеру, с неучтенного груза. Ты обманываешь князя, Добрыня, не доплачиваешь пошлину. Нехорошо, конечно, но это ваши с князем личные разборки, мне сейчас не до них. Я хочу знать из-за чего едва не убили моего напарника, а я сама взяла грех на душу и порешила четверых вонючих сопляков.

— Положим, эти сопляки и сами были не безгрешные младенцы…

— Положим. То есть ты всё-таки знаешь, кто они и откуда взялись?

Добрыня поёрзал немного на своём сундуке и ответил:

— Это работнички Стакна с Задворок. Не думал я, что они попрутся за нами настолько далеко. Груздь-то и Старый Кроль держат свои места, и вообще стараются с княжьими людьми отношения не натягивать, а этот… Молод ещё, меры не знает.

— И чего ради они вообще за нами пошли? Я насчитала на Задворках аж пять торговых возков, но разбойники выбрали почему-то именно твой.

— Моя вина, подсветился. Только это на самом деле не важно…

— Важно, ещё как важно. Я предпочитаю знать, откуда ждать опасности.