чешуйчатая кожа, экономные почки, наконец, покрытые прочной кожурой или скорлупой яйца. В целом
проблемы пересыхания им особо не грозили и не грозят. Они могли и
не таскать своих детенышей на себе и вообще не утруждаться особой
заботой. Архозавры, например, как я уже не раз повторял, могут
удовлетвориться созданием оптимальной температуры в инкубаторе
системы «мусорная куча», в которую откладывают яйца, и заняться
простой охраной этой кучи (так, повторю, поступают аллигаторы и
сорные куры). Лепидозавры обходятся в большинстве своем еще более
простым вариантом: зарыли яйца и не тревожатся. Млекопитающие, точнее их предки, как и «завры», усовершенствовали легкие и
кровообращение, избавились от облигатной связи с водоемами, но
унаследовали от амфибий влажную кожу, богатую железами, и почки, требующие огромного количества жидкости. Почему их эволюция
пошла именно этим путем, я попробую объяснить позже, пока же нам
важен сам факт этого наследования.
Да, если я сказал – унаследовали от амфибий, то и «конкурирующая
фирма» – иными словами, все те же «завры» – не изобрела свою
повышенную чешуйчатость с нуля. Это сегодняшние, уже
основательно эволюционировавшие земноводные характеризуются
нулевой чешуйчатостью, а у древних амфибий кожа еще долгое время
оставалась покрытой чешуей. В каменноугольный период, с его
чудовищным по нынешним скромным меркам содержанием кислорода
в атмосфере, в кожном дыхании не было никакого особенного толка: даже примитивные легкие древнейших протожабцов[64] извлекали из
этой атмосферы кислород в достаточном количестве, благо было что
извлекать. Вопрос о понижении уровня чешуйчатости встал перед
амфибиями позднее, когда кислорода в атмосфере стало меньше, легкие перестали справляться с возложенной на них миссией и нужно
было изобрести что-то еще для кислородоснабжения. И «завры», и
будущие «млеки» развивали черты предков, только в разном
направлении – одни экспериментировали с чешуей, другие с
влажностью кожи. Разумеется, эксперименты по очешуению или, наоборот,
освобождению
от
лишних
жестких
покровов
предпринимают не только предки млекопитающих или диапсиды, но и
животные, с ними никак не связанные и не входящие в какую-то из
магистральных ветвей эволюции. Вообще, поначалу все было не так
однозначно, тем не менее общая картина такова: в линии синапсид
возобладает кожистость, в линии диапсид – чешуйчатость. Почему
так?
Возможно (это лишь мои мысли, хотя они и не лишены некоторых
признаков научности), это произошло потому, что синапсиды были
первое время очень успешны в наращивании массы и размеров.
Может, они и не были способны поддерживать постоянную
температуру, но все же крупное существо остывает медленно. В
общем, наши пращуры предсказуемо столкнулись на этом маршруте с
проблемой: чем больше тело, тем насущнее охлаждение. А влажная
кожа – отличное средство охлаждения. Диапсиды же были в палеозое в
основном не столь крупны, и потому специальной охладительной
техники им и не требовалось.
Итак, наши предки сначала были товарищами крупнокалиберными, а для существ большого размера требуется не только охлаждение, само
охлаждение может не вызывать у них сложностей. Если ты большой, то тебе и обезвоживание не так страшно; хотя да, воды им требуется
очень много, но, повторяю, чем меньше отношение площади
поверхности к объему тела, тем больше жидкости для испарения и
относительно меньше кожи, через которую эта жидкость испаряется.
Он мог пройти большее расстояние до какого-нибудь водоема, прежде
чем
начинал
испытывать
действительно
катастрофическую
потребность в воде. Влаголюбивый крупномер чувствовал себя
сносно, но эволюция еще не изобрела механизмы производства
крупных потомков, и детеныши палеозойских позвоночных были
крошкообразны.
Влажность покровов и неэкономность почек делали обезвоживание
для них реальной угрозой и, следовательно, необходимой заботу и
постоянный контакт родителя со своей мелкотой. Даже обзаведясь
амнионом, они не могли оставить яйца на произвол судьбы. Чтобы
эмбрион не погиб от обезвоживания, требовался совершенно особый
режим влажности и температуры. Забота о вылупившихся и еще не
вылупившихся детенышах становилась тем важнее, чем менее предки
млекопитающих остаются привязанными к водоемам и местам
повышенной влажности. Детеныши наших пращуров в силу малых
размеров по-прежнему оставались намного более чувствительными к
изменениям температуры и влажности, чем взрослые особи. Отсюда
проистекает (в прямом смысле) одна из форм заботы млекопитающих
о детенышах, давшая им
