башки, вымазав близлежащие окрестности содержимым черепа.
А, впрочем, плевать.
Цепи вгрызаются в месиво из булыжников, грязи и ошметков павших бойцов, заменившее мостовую, швыряя тело химеролога к двери, ведущей к ныне жестоко умервщляемым снайперастам. Обломанные ступени. Вывороченный дверной косяк. Трещины и потеки крови на стенах.
Еще один арбалетный болт, выпущенный пока фигура Нара еще просматривалась в темном провале входа в утробу здания, превратившегося в братскую могилу. Снятая с какого-то трупа куртка, укрепленная несколькими поржавевшими металлическими бляхами, обзаводится новой дыркой, края которой стремительно начинают темнеть. Вскользь зацепило, уйдя куда-то в сторону.
— В атаку, б#ять! — кому именно это было сказано — себе или вцепившимся в мечи ушлепкам, трясущимся у основания баррикады, так и осталось для Нара тайной за семью печатями.
Топот сапогов.
Неестественно громкий для чудовищно обострившегося слуха химеролога, выхватывающего из всеобщего хаоса локального замеса отдельные звуки, складывающиеся в весь тот пи#дец, который ненавидел каждый здравомыслящий и адекватный человек.
Стук крови в ушах.
Толстые подошвы скользят на неровных зубцах того, что осталось от лестницы.
Отец Монстров ворвался на последний этаж, зацепив раненным плечом дверной косяк. Вспышка боли и новое пятно крови на стене.
Тварь впечатляла.
Два с половиной метра ростом, тощее, аки мумифицированный труп, тело, в котором лишь едва-едва угадывались некогда человекоподобные очертания, смешавшиеся с исковерканной физиологией мутировавшей псины. Черная свалявшаяся шерсть, многосуставчатые вывернутые в обратную сторону мускулистые ноги, чьи когти больше напоминали маникюр велоцираптора из олдскульного "Парка Юрского периода". Измазанная в крови узкая волчья морда, разорванные уши и те шлепки кожи, которые заменяли всяким псовым щеки, оскаливая неровные желтые клыки в одной из самых запоминающихся голливудских улыбок. Непропорционально, относительно всего остального нескладного тела, длинные передние конечности, на зазубренных когтях которых, слабо трепыхаясь повис один из стрелков. Все еще держащий лук пацан в кожаной куртке, ныне зверски разорванной вместе с грудной клеткой, вспучившейся во все стороны сломанными ребрами, окрашенными всеми оттенками красного.
Учитывая то, что стояло оно напротив вывороченного собственной тушей куска стены, сквозь который был прекрасно виден горящий город и варбанда бородатого мужика, стоящая на баррикадах, то момент получился воистину эпичным. Плюс, разорванные тела у ног твари вперемешку с разбросанными стрелами, оружием и каменными обломками.
Младший сын Разорванных Сердец
Спонтанно химерологически измененный дикий вервольф
Младший сын оторвал взгляд от белеющего лица своей жертвы, переключая все свое внимание на новую биологическую мишень, внезапно влетевшую на место трапезы.
Глаза его были под стать всей остальной внешности. Два крошечных тлеющих уголька в черных провалах глазниц, с выворачивающей чувство самосохранения наизнанку смесью голода и желания убивать.
— Я твой дом труба шатал!
Нар при всем желании не смог бы выдать что-то адекватнее подобному мракобесу.
Если крокодил смог бы улыбнуться, то это выглядело бы именно так. Кое-как прикрытые обрывками кожи остатки мышц на морде вервольфа пошли складками, разъезжаясь в разные стороны и визуально растягивая его клыкастый хавальник куда-то до затылка.
— Это ты сейчас, типа, вые#нулся? Смотри и о#уевай, псина сутулая.
Знаете как выглядит эффект "Пасти" если ее использовали когда лицо заклинателя срослось с куском зачарованной кости, навроде "Маски Павшего Вивисектора"?
Нар не знал, но благодаря блуждающему нерву догадывался, что эффект получится воистину зубодробительным во всех возможных смыслах. Так и вышло.
Маска треснула, раскрываясь аки бутон чудовищного цветка, и на каждом из пузырящихся плотью костяном лепестке красовались несколько рядов мелких бритвенно-острых клыков. Словно с демогоргона из первого сезона "Очень странных дел" содрали, чертовы ленивые разрабы.
— Я пожру твою душу, шавка… — и да, в таком режиме использования, говорить почему-то можно было, но голос изменялся до разряда радиопомех, смешанных со скрежетом металла.
— Попробуй.
Если бы матерый волк-людоед, выращенный пингвинами-сатанистами, путем изучения справочника гинекологии научился говорить, то точно именно таким голосом.
При всем своем послужном списке, богатом прошлом, участии в десятках вооруженных конфликтах, сотнях побоищ чуть меньше, происходивших преимущественно среди криминальных группировок, и прочих вещах, о существовании которых путем взлома баз данных не знает ни один Департамент, Нар даже не увидел движений оборотня.
Труп стрелка как-то сам собой соскользнул с когтей вместе с частью собственного кишечника, падая мордой в лужу собственной крови, а Младший сын уже оказался рядом с Отцом Монстров.
Цепи Агонии бросают еще не среагировавшее на все это безобразие тело в сторону. Когти разрывают куртку, срезая кусок кожи на груди, но не зацепив ничего особо важного кроме уязвленной самооценки.
Младший сын немного страдал хроническим заболеванием всех киношных злодеев и монстров, именуемым в узких кругах широких масс "героешвырятельством", оно же, "долбо#б, убей его уже, б#ять". И после провалившейся единоразовой акции настрогать Отца Монстров на остро нуждающиеся в маринаде сырые заготовки для шашлыка, одичавший вервольф просто прописал химерологу смачного леща тыльной стороной лапки.
Внутренности Нара нечестивым путем познания всех прелестей кинетики и прочих технарско-физических танцев с бубном смешались с позвоночным столбом, а так же начавшими расползаться во все стороны ребрами, по всей видимости начавшими стремительно покрываться трещинами. И это все в момент полета.
Удар.
Мироздание за считанные доли секунды меняет полярность, смешиваясь перед глазом химеролога в нечто напоминающее горящую синим пламенем палитру красок безумного художника.
Кажется, его вырубило.
Но не надолго, будто некая божественная тварь с интеллектом как у табуретки выключила и включила обратно этот пласт Вселенной, тупо чтобы еще немного поржать с а#уевания Отца Монстров на тему тщетности бытия.
Пол.
Засыпанный пылью, каменной крошкой, осколками стекла, щепки. Засохшая кровь вперемешку со свежей, тонким ручейком капающей со слипшихся волос.
Картинка плыла и двоилась, перемешивая мозг в нечто однородное и пытающееся понять куда оно попало.
Ноги.
Совершенно внезапно для сознания, пытающегося понять где верх, а где вниз, рядом с его ценной тушкой возникли две ноги.
Хотя тут скорее будет больше уместно лапы. Когтистые такие, и мохнатые.
Неизвестный обладатель этих лап схватил тело химеролога, разрывая остатки одежды, и с размаху швырнул в дыру на месте стены.
Непродолжительный полет.
Слезящийся глаз.
Крик, вбиваемый встречным потоком воздуха обратно в глотку.
Блуждающий нерв, агонизирующий в недрах черепной коробки или где там должно находиться это анатомическое недоразумение.
Удар.
Нар уже говорил, что не умел падать от слова "совсем"?
Все эти перекаты, группировка и прочие малопонятные для его мозга телодвижения так и остались за гранью понимания, ибо так уж он был устроен. Из всего вышесказанного последовал один простой вывод — приземление получилось экстремально жестким.
Из химеролога выбили весь кислород с частью желчи и крови. Скрючившись в позу эмбриона он
