том, как мне уйти, поскольку «пышечка» затихла, и, судя по всему, не собиралась двигаться с места, пройти мимо неё незамеченным было невозможно, показаться ей на глаза – выдать себя, она поймёт, что я стал свидетелем захватывающей любовной сцены, что делать, как быть? Я сидел на коробках, мучительно размышляя о том, как мне избежать очередного потока матерных воплей от старшины, как вдруг…рядом со мной шмякнулась на коробку салфетка, очень быстро картон под ней размок, жирное пятно быстро увеличивалось в размерах, я брезгливо отодвинулся подальше, и в этот момент, с противным чмокающим звуком прилетела вторая салфетка – судя по всему, мадам прапорщица устраняла результаты супружеской близости.
– Ты здесь? Кооотик? Ау?
Кого эта старая сволочь зовёт котиком? Я, конечно же, уверен в собственной неотразимости, и не сомневаюсь в том убойном впечатлении, которое производит на экзальтированных дамочек моя мужская красота, но чтобы вот так, сразу, и наповал – такое со мной впервые! Я приготовился слезть с коробок, и появиться перед престарелой нимфой во всём блеске своего великолепия, как вдруг раздался до боли знакомый голос – здесь, твой котик здесь! Откуда – то слева, буквально в нескольких метрах от того места, где прятался я, вырос силуэт капитана Мазепана (какой приятный сюрприз!).
– Лена, мне такие приключения не нравятся, сколько можно ныкаться по складам макулатуры – он раздражённо пнул одну из коробок – я уже не мальчик, давай встречаться в более спокойной обстановке…
– Где? В общежитии? Где все про всех всё знают? Или может быть у меня дома, в присутствии Виты? Ей уже восемнадцать, она всё понимает…я хочу попросить у тебя прощения за сегодняшнее…кто мог подумать, что старый похотливец припрётся сюда…представляю, что ты пережил за это время, наверное, чувствуешь себя ужасно…
– Да уж, слышать вашу похотливую возню – удовольствие ниже среднего, особенно пыхтение этого старого борова…
– Он последнее время стал просто неудержим, словно старый сатир, он хочет секса постоянно, я просто не выдерживаю, его похоть омерзительна…
– Ага, я слышал твои довольные стоны, хочу сказать вам Елена Геннадиевна, недовольные женщины так страстно не стонут! Где ваши любимые ухищрения – головная боль? Убежавшее молоко? Неоконченный квартальный отчёт?
– Сержик, ты что – ревнуешь? Это просто глупо…я же говорила тебе, что мы с ним давно уже чужие люди, живём вместе по инерции, сила привычки…
– Я слышал вашу «инерцию», чуть не оглох от стыда!
– Сергунька, прекрати, ты выше этого, у нас есть способ более приятно провести время, нежели предъявлять взаимные претензии…мммурр!
– Удивляюсь я на вас Елена Геннадиевна, вы только что с блеском исполнили так сказать «супружеский долг», и через минуту готовы снова…сама мысль о том, чтобы …после этого чудища…меня сейчас стошнит…
– Ну, Серджиньо, я сейчас обижусь…Ленусик хочет любви…
– А может мы позовём твоего старого, и в два смычка тебя отпердолим…
– Фу, какой ты вульгарный!
– Я не могу себя заставить любить тебя после него…я…
– Дурашка, какой же ты неизобретательный, природа всё продумала за нас, давай сделаем так…
Я услышал одышливую возню, затем восторженный стон Мазепана
–Ооо, я давно просил тебя об этом, наконец – то!
Коробки угрожающе накренились – видимо «Ленусик» опёрлась на них мощными дланями, давая Мазепану насладиться своей красотой в той самой позе, которую утончённые индийцы называли по – военному кратко «упор стоя». Чтобы не обнаружить себя, мне пришлось упереться в коробки руками, и сдерживать натиск двух разгорячённых тел, несмотря на то, что Мазепан был более хрупкого телосложения, чем Бейвнос, удерживать его натиск было нелегко, через пару минут с моего лба сорвалась первая капля трудового пота, с трудом удерживая дрожащими от напряжения руками вибрирующие коробки, я с нетерпением ждал окончания экзекуции, но командир роты предпочитал растянуть удовольствие в лучших традициях тантрического секса, моя гимнастёрка намокла от пота, пот заливал глаза, я зажмурился, и всё равно чувствовал жуткое жжение в глазных яблоках, в тот момент, когда силы окончательно покинули меня, и я уже готов был опустить руки, и отдаться на растерзание ротному, он, наконец – то разрядился, сопроводив свои действия каким – то высоким горловым звуком, похожим на детский плач. Повозившись ещё немного, любовники затихли, затем Мазепан ушёл, «Ленусик» одарила меня ещё парочкой использованных салфеток, и удалилась, напевая «она всех вечно удивляла, такая уж она была». Озадаченный я вылез из груды коробок, и быстро пошёл по направлению к казарме, у самого входа меня подловил старшина – ааа, шарила ебаный, где шлялся? Почему пропустил вечернюю поверку?
– Работал на складе, товарищ старший прапорщик, так увлёкся, что не заметил наступления темноты, даже ужин пропустил!
– На…на складе…чего – то я тебя там…хгм…тьфу, ты всё это время там пробыл?
– Так точно!
– Ааа, ну ладно, иди в расположение, всё по распорядку…
Дневальный встретил меня ласково – где тебя носило, бля? Вечерняя поверка, а тебя нет!
– Меня старшина на склад отправил, ему вопросы задавай.
– Ладно, отмечаю тебя в расходе, в следующий раз предупреждай, что ты на складе.
Я доковылял до кровати, размышляя – что мне делать с новой, и очень деликатной информацией, и тут меня атаковал Мамчик – ты где был? На тумбочку хочешь, ты поверку пропустил! Сантей тебя с гавном схавает!
– Не схавает, он сам мне работу нашёл, он что, меня вспоминал?
– Нет, и вообще был очень мяконький, добродушный…
– Знаю я, чего он такой «мяконький»…
– Поделись!
– Хрен тебе, я – жлобокряк, ничем ни с кем не делюсь…
– Ну – ну, смотри не крякни, «жлобокряк».
15.
– Разрешите войти?
– Входи.
– Товарищ капитан, разрешите мне увольнение?
– Это с какой стати? По бабам хочешь пойти?
– Нет, мне бы подраться.
– Чеего? С кем подраться? С патрулём что – ли?
– Шучу, я хочу в кино пойти, в видеосалоне новый фильм…
– Ааа, боевики любишь…
– Нет, я люблю эротичные фильмы.
– Ты меня в конец запутал, драки, эротика…
– Так можно?
– Можно Машку за ляжку, у меня увольнительных нет, не могу тебя отпустить…
– А если я найду увольнительную – отпустите?
– Хрен с тобой, отпущу…
Я быстро нахожу понимание у связистов (это стоило мне обещания предоставить две бутылки общенародного наркоза), и возвращаюсь в роту. Мазепан недовольно скривившись, выписывает мне увольнение до 18 – 00, окрылённый, я отодвигаю дневального и звоню Вите – я иду в увольнение! Мы встречаемся в видеосалоне, сеанс уже начался, в темноте, я нахожу третий ряд, продираюсь сквозь ноги сидящих впритирку зрителей, вот оно – второе место слева, на экране телевизора идут титры, зал погружён во
