(ср. с поистине космическим образом Преферанса у Некрасова в трилогии «Преферанс и солнце» книга «Некоторые великие и полезные истины об игре в преферанс» (СПб., 1843),
Как пишет об этой книге современный нам исследователь Л. А. Ходанен, в «Философии преферанса» (ч. I) иронически обыграна шеллингианская терминология; «Историю преферанса» (ч. II) составляют забавные анекдоты об игре «в пульку» римских цезарей и других знаменитостей.
Кульчицкий был не только близким другом Белинского, но также и свидетелем со стороны невесты на венчании Белинского, и, надо полагать, заслуживая положительную оценку «неистового Виссариона», брошюра о преферансе была в значительной мере написана для удовольствия и развлечения собственно Белинского. После анонимного учебника 1841 г. (воспроизведённого в книге Д. Лесного «Русский преферанс») книга Кульчицкого была первым русским художественным произведением, целиком посвящённым преферансу, и едва ли не первым таковым в мировой литературе, ибо в Австрии (точнее, в Вене), откуда, как я полагаю, пришёл в Россию преферанс (венск. «преферль»), пока ничего подобного найти не удалось.
Если бы не дружба с Белинским, имя Кульчицкого могло оказаться в XX в. начисто забытым. Благодаря необходимости сносок к сочинениям Белинского и воспоминаниям о нём, имя Кульчицкого сбереглось в литературе на «маргинальном положении», однако даже для фундаментального справочника «Русские писатели 1800–1917» (М., 1994. Т. 3) портрет Кульчицкого разыскать не удалось.
Мемуаристы, не воспринимая Кульчицкого всерьёз как писателя, единодушно отзывались о нём как об исключительно искусном игроке в преферанс, и только в преферанс.
Книга Кульчицкого «Истины об игре в преферанс», опубликованная им под псевдонимом Ремизов, приводится целиком в Приложении Литературные произведения.
Григорьев, Пётр Иванович
(он же Григорьев I, или старший) (1806 или 1807–1871) драматург, актёр и композитор, один из соавторов Н. А. Некрасова в работе над водевилем «Похождения Петра Степановича, сына Столбикова» (1842). Знакомство их произошло ещё в «допреферансную эпоху», по крайней мере, в 1841 г. 2 мая 1841 г. в Александринском театре в бенефис Григорьева был поставлен водевиль Некрасова (взявшего на этот раз псевдоним «Наум Перепельский»).
Блестящий артист, друг П. А. Каратыгина, участник первой постановки «Горя от ума» (январь 1831 г.), где играл роль Скалозуба, с начала 1830-х годов Григорьев становится популярен как автор водевилей. В 1844 г. Григорьев публикует и ставит на сцене Александринского театра водевиль «Герои преферанса, или Душа общества» — видимо, первый образец «игры в игре», где в качестве стержня сюжета использован преферанс.
Водевиль пользовался успехом не только в связи с всеобщим «преферансобесием», захлестнувшим Россию в начале 1840-х годов, но и с высокими сценическими достоинствами, — в Петербурге, по свидетельству П. А. Плетнёва (Современник. 1845. Т. 37. С. 89), комедия «привлекла в театр почти весь город». В мини-водевиле Н. А. Некрасова «Преферанс и солнце» мы находим слова:
«…Всё преферанс да преферанс, думаю я… Недаром и в книгах смеются, и комедию сочинили» (Речь идёт о книге А. Я. Кульчицкого (П. Ремизова) «Некоторые великие и полезные истины об игре в преферанс» (1843) и о водевиле Григорьева).
Герои водевиля Григорьева носят «говорящие» фамилии: Андрей Прикупка, Богдан Пас, Артемий Пулькин, Самсон Козыревич, Леопольд Минус и т. д. О главном герое пьесы — Андрее Андреевиче Прикупке — прямо сказано: «служащий в казённом месте и живущий преферансом», реплики и краткие монологи героев вращаются почти исключительно вокруг игры, и зрителю, не знакомому с преферансом (притом в правилах «кодекса 1841 г.»), они непонятны вовсе:
«Г-жа Пулькина. Ну, ну, хорошо, завтра всё решим… представьте же, что вчера со мной случилось! Сели мы en trois на одну пульку: Иван Иваныч сидит тут, я здесь, а там злодей Козыревич… Иван Иваныч объявил черви, мы оба в вист, каждый за себя. Мне сдают туза и даму червей, туза бубён, сам-третей туза треф и туза пик с маленькими. Ну, просто, такой страшный вист, что я должна обремизить того или другого, и ещё мой же ход!
Ал. Прикупка. Да-с… с таким вистом…
Г-жа Пулькина. Ничего не бывало! Как назло, все масти разделились так, что трёх тузов моих побили козырями и я осталась без одной!
Ал. Прикупка. Возможно ли! А дама червей?
Г-жа Пулькина. Её подвели под короля! Удивительное несчастие! Это просто единственный вист в Петербурге! За то я целых два дня бесилась ужасно! Проклинала и преферанс, и мужа, и всё на свете…»
Любой играющий в преферанс поймёт, какая ужасная трагедия расклада описывается г-жой Пулькиной: не играя, но всего лишь вистуя при описанных картах — четыре туза! — и обязуясь взять всего-то две взятки, — остаться без одной, да ещё при дорогой игре в червях (правила XIX в.). Чиновнице Пулькиной и вправду было от чего прийти в расстроенные чувства. (Отметим в скобках, что, играя без ошибки, не «портача», г-жа Пулькина ни при каком раскладе обремизиться с названными картами на руках никак не могла.) Некоторые элементы разговорного жаргона старинного преферанса зафиксированы только в пьесе Григорьева:
«(Голос Козыревича.) Позвольте: я играю в красных!
(Голос Прикупки громче.) А я играю в прекрасных!»
Иначе говоря: объявленную Козыревичем игру в бубнах Прикупка перебивает, объявляя игру в червях.
В третьем действии водевиля апофеоз напряжения достигается тем, что на сцене идут сразу две игры: справа — относительно спокойный преферанс, слева — Леопольд Минус (заметим, поляк) мечет банк, притом в процессе действия выясняется, что он шулер, его уличают по тексту оброненного им письма от «друга Людоедова». Налицо, по меньшей мере, две параллели с только что вышедшими на сцену пьесами Гоголя: прыжок в окно в финале пьесы (премьера «Женитьбы в Петербурге» — 9 декабря 1842 г.), банк на сцене (премьера «Игроков» в Петербурге — 26 апреля 1843 г.).
Всё, что выиграно в честный преферанс, в одночасье проигрывается шулеру в запрещённый законами банк, коммерческая игра противопоставлена азарту. Впрочем, игра в преферанс идёт тоже не грошовая, а по 30 копеек серебром, т. е. по 1 рублю 5 копейкам ассигнациями, — ставка больше чем в 100 раз превышает ту, по которой садится играть старуха в «Двух гусарах» Льва Толстого. В водевиле непрерывно обыгрываются термины преферанса XIX в. — «малинник», т. е. высшая игра, ибо в малиннике черви водятся, однако ни мизер, ни игра без козыря — в «кодексе 1841 г.» и то и другое правило присутствует (только «мизер» именуется «бедностью») — не появляются; иначе говоря, Григорьев заставляет героев играть в самый простой для своего времени преферанс. Не удивительно, что с изменением правил игры водевиль Григорьева исчез со сцены — для зрителя, не знакомого со страстями некрасовского «малинника», действие стало совершенно непонятным.
Для любознательного читателя текст
