Джолин выдала целую серию ругательств.
— В этом месте нельзя говорить такие слова, — пробурчал Вар.
— Я же тебе сказала: тут давно не осталось ничего святого. — И она снова выругалась. — Они прогрызают стебли насквозь. Миссис Ставрос говорит, нужны воротнички. Говорит, их надо сделать из одноразовых стаканчиков. У тебя там есть?
— Может быть. — Вар взобрался на развалины через пролом, перерыл весь кухонный хлам и вернулся с коробкой, на которой была надпись «Чаши для причастия». — Смотри: не слишком маленькие?
— Не-а. Совки — это гусеницы. А у гусениц ножки коротенькие. — Она вручила Вару ржавый нож. — На, срезай донышки и делай прорези по бокам.
Вар поставил чашу для причастия — крошечный пластиковый стаканчик — на шлакоблок и приступил.
Джолин опустилась на колени, подкопала одуванчик и понесла на лужайку перед главным крыльцом — пересаживать. «Они красивые, — ответила она, когда Вар спросил, зачем она это делает. — Они не виноваты, что родились не в том месте. Совсем не обязательно их за это убивать».
Вар считал, что спасение одуванчиков — занятие дурацкое, и всё же ему нравилось, как нарядно стало теперь перед его замком.
Через минуту Джолин вернулась.
— А знаешь, как в прежние времена в Нью-Йорке избавлялись от мусора?
Вар был не в настроении поддерживать беседу. Согнувшись в три погибели, он отпиливал донышки и делал прорези. Пот заливал глаза, лезвие было тупое, а стаканчики выскальзывали из рук. Он уже испортил добрую половину.
— С помощью свиней, вот как, — сказала Джолин таким тоном, как будто Вар с трудом упросил её продолжать. — К примеру, по понедельникам все жители одного района вываливали мусор на улицу, а городские власти загоняли туда стадо свиней. По вторникам — другой район. Как-то так.
— Круто, — сказал Вар, не отрываясь от резьбы. — Сколько тебе таких надо? У меня уже мозоль.
— Круто? Круто? Знаешь, свиньям было совсем не круто. Можешь себе представить, что люди тогда выбрасывали в мусор?
Вар пожал плечами и продолжил терзать стаканчики. Из чаш для причастия, между прочим, пригубливают кровь Христову — до такой степени в церковных делах он всё же разбирался. Он бросил нож и глянул вверх, на королевские пальмы. Они, как ему показалось, покачивали листьями очень неодобрительно.
— Джолин, а ты не думала, что святость всё ещё здесь, только она где-то спрятана? И мы должны её найти?
Джолин хлопнула совком по его кроссовке.
— А если кто-то выбросил что-то ядовитое? Как свинье об этом догадаться?
Вар вернулся к распиливанию стаканчиков.
— Или просто что-то жуткое. Например…
Вар слишком поздно понял, к чему она клонит.
— Например, человеческий тазобедренный сустав!
Он наконец посмотрел на неё.
— У тебя навязчивая идея. Ты это понимаешь?
— Да! — Она победно ухмыльнулась. — Так что тебе никуда не деться. Позвони ей и спроси, где они.
— Не могу. Она в реабилитационном центре, это тут недалеко, но телефона у неё нет. — Вар потрогал свежий волдырь, вспухший на подушечке большого пальца.
Джолин села на пятки.
— Это там ей удалили оба сустава?
Вару вопрос не понравился — особенно в окружении искалеченных чаш для причастия.
— Нет. Удалили раньше, в другом месте.
— А другим людям, которые сейчас там, с ней, тоже что-то удалили?
Вар вздрогнул и поморщился.
— У её соседки по палате всего одна почка. Но, может, она такая и родилась, с одной.
У Джолин загорелись глаза.
— Так, почка… — мечтательно произнесла она. — Ещё?
Если ответить, ничего хорошего не выйдет, это Вар знал точно. Однако вчера он случайно услышал, как мама кое-что рассказывала папе, и теперь это выскочило само собой:
— Там ещё есть один старик без ноги. За обедом он на кресле-каталке подкатывает к бабушке и спрашивает, не хочет ли она потанцевать с ним лёжа, а она швыряется в него десертом.
Джолин выронила стаканчик.
— Два сустава, почка и нога?! И все эти люди собрались в одном месте?
Вар опять кивнул. И зажмурился, выжидая.
— Раздобудь адрес, — распорядилась Джолин. — Завтра же едем.
41
— Ну что? Что такого интересного в обёртке от шоколадки?
Джолин разгладила обёртку на скамье автобусной остановки — бережно, словно карту сокровищ.
Вар сдёрнул с головы бейсболку. С того момента, как Джолин приняла решение ехать, он места себе не находил, перебирая в голове всё, что может пойти не так. Пока Джолин и Велика-Важность не встретились, успокаивал он себя в сотый раз, может, и не случится ничего страшного.
Он заставил себя обернуться и глянуть на общественный центр. Сейчас полдень; миссис Санчес, скорее всего, занята — следит, чтобы после второго завтрака никто не начал запускать ракеты из пустых молочных коробок, — но мало ли.
Джолин не сводила глаз с обёртки.
— У наших соседей был кот, — сказал Вар. — Он сидел и смотрел в стенку. Часами. Мы думали, он головой ударился, когда был котёнком.
Правило пятое Рыцарского кодекса: Не наноси обиды беспричинно. Вар понимал, что прямо сейчас наносит обиду беспричинно, но ничего не мог с собой поделать.
Джолин прижала обёртку пальцем и подняла голову. Стёкла её очков казались ледяными.
— А может, этот кот был гений. Может, он догадался, что, если он будет долго смотреть в стену, ты оставишь его в покое и позволишь ему быть просто котом. Не станешь делать из него кого-то другого.
Вар глянул на часы. До автобуса ещё две минуты.
— Я бы и так не стал. Я не такой.
— А вот и такой. Ты хочешь сделать замок из развалин церкви. Хочешь сделать доспехи из фольги. Я видела ту сетку — ты хочешь сделать из битых стекляшек витраж, типа из драгоценных камней. И ты хочешь, чтобы мир был справедлив, а он несправедлив!
Вот с этим Вар никак не мог поспорить: да, он хочет, чтобы мир был справедлив. Но тех, кто не хочет, чтобы мир был справедлив, гораздо больше, и это несправедливо.
— Считаешь, мой витраж похож на драгоценные камни?
Джолин снова разгладила обёртку, склонилась над ней ещё ниже.
— Слушай, ну серьёзно, — сказал Вар. — Что это ты делаешь?
Она подула на чёлку.
