41-хотя они становятся понятными только с опытом. Среди врожденных законов мышления особенно важны два: принцип противоречия, согласно которому противоречивые утверждения не могут быть истинными одновременно ("если A - круг, то он не квадрат"); и принцип достаточного основания, согласно которому "ничто не происходит без причины, почему это должно быть так, а не иначе". 42 Человеческий разум, считал Лейбниц, отличается от животного тем, что выводит общие идеи из конкретного опыта с помощью врожденных принципов разума; животные же - чистые эмпирики, руководствующиеся исключительно примерами; "насколько мы можем судить о них, они никогда не достигают формирования необходимых предложений". 43
Принципа достаточного основания достаточно, чтобы "доказать существование Бога , а также все остальные части метафизики или естественной теологии". 44 В этом смысле наша идея Бога является врожденной, хотя в некоторых умах или племенах эта идея может быть неосознанной или запутанной; то же самое мы можем сказать и об идее бессмертия. 45 Нравственное чувство является врожденным, но не в его конкретном содержании или суждениях, которые могут меняться в зависимости от времени и места, а как сознание различия между добром и злом; это сознание универсально. 46
В психологии Лейбница разум активен не только тем, что своей структурой и функционированием участвует в создании каждой идеи, но и тем, что непрерывно продолжает свою деятельность. Используя слово "думать" в широком смысле Декарта как включающее все умственные операции, Лейбниц соглашался с картезианцами в том, что ум всегда думает, будь то бодрствующий, бессознательный или спящий. "Состояние без мысли в душе и абсолютный покой в теле кажутся мне одинаково противоречащими природе и не имеющими примера в мире". 47 Некоторые умственные операции являются подсознательными; "большая ошибка полагать, что в душе нет никаких восприятий, кроме тех, которые она осознает". 48 Именно с таких предложений Лейбница современная психология начала свои усилия по изучению того, что некоторые студенты называли бессознательным разумом, а esprits forts считали просто мозговыми или другими телесными процессами, которые не вызывают сознания.
Лейбниц много говорит об отношении между телом и душой, но на этом он оставляет психологию, взлетает в метафизику и просит нас рассматривать весь мир как психофизические монады, подобные нам самим.
V. МОНАДЫ
В 1714 году, находясь в Вене, он встретился с Евгением Савойским, который вместе с Мальборо спас Европу от подчинения Людовику XIV. Принц попросил философа кратко изложить его философию в форме, понятной полководцу. В ответ Лейбниц написал компактный трактат из девяноста параграфов, который после смерти оставил среди своих бумаг. Немецкий перевод был опубликован в 1720 году, но оригинальный французский текст был напечатан только в 1839 году, и тогда редактор окрестил его La Monadologie. Лейбниц мог позаимствовать термин "монада" у Джордано Бруно, 49 или у Франса (сына химика Дж. Б.) ван Гельмонта, 50 который использовал это слово для описания мельчайших "семян", которые были непосредственно созданы Богом и развились во все формы материи и жизни. Английский врач Фрэнсис Глиссон приписывал всем веществам не только силу, но и инстинкты и идеи (1672). Подобная теория прорастала в блуждающем и восприимчивом уме Лейбница с 1686 года. Возможно, на него повлияли недавние работы микроскопистов, которые показали, что в мельчайших клетках пульсирует жизнь. Лейбниц пришел к выводу, что "существует мир сотворенных существ - живых существ, животных... , души. . . в самой незначительной части материи". 51 Каждую часть материи можно представить себе как пруд, полный рыб, а каждую каплю крови в одной из этих микроскопических рыб - как другой пруд, полный рыб, и так далее до бесконечности. Он был тронут - как и Паскаль был потрясен - неограниченной делимостью каждой протяженной вещи.
Эта бесконечная делимость, предположил Лейбниц, является загадкой, возникающей из-за нашего представления о реальности как о материи, следовательно, протяженной, следовательно, делимой ad nauseam. Если же считать конечной реальностью энергию и представить мир состоящим из центров силы, то загадка делимости исчезает, поскольку сила, как и мысль, не предполагает протяженности. Поэтому он отверг атомы Демокрита как конечные компоненты Вселенной и заменил их монадами, непротяженными единицами силы; он определил субстанцию не как материю, а как энергию. (До этого момента концепция Лейбница вполне соответствовала физике двадцатого века). "Материя" повсюду инстинктивно связана с движением, активностью и жизнью. Каждая монада чувствует или воспринимает; она обладает зачаточным или зарождающимся разумом, в том смысле, что она восприимчива к внешним изменениям и реагирует на них.
Мы лучше поймем монады, если будем думать о них "в подражание тому представлению, которое мы имеем о душах". 52 Поскольку каждая душа - это "простая, отдельная личность". 53 одинокое "я", solus contra mundum, борющееся своей внутренней волей со всем, что находится вне его, так и каждая монада по существу одинока, отдельный, независимый центр силы, противостоящий всем другим центрам силы; реальность - это вселенная индивидуальных сил, объединенных и гармонизированных только через законы целого, или Бога. Как каждая душа отличается от всех других, так и каждая монада уникальна; во всем космосе нет двух совершенно одинаковых существ, ибо их различия составляют их индивидуальность; две вещи, обладающие всеми одинаковыми качествами, были бы неразличимы, тождественны, едины ("закон неразличимости"). 54 Как каждая душа ощущает или воспринимает окружающую ее реальность и, все менее отчетливо, реальность, все более удаленную от нее, но в той или иной степени ощущает всю реальность, так и каждая монада ощущает, пусть смутно и бессознательно, всю вселенную; таким образом, она является зеркалом, более или менее неясно отражающим и представляющим мир. И как ни один индивидуальный разум не может реально заглянуть в другой разум, так и ни одна монада не может заглянуть в другую; у нее нет окна или другого отверстия для такого прямого общения; и поэтому она не может непосредственно произвести никаких изменений в любой другой монаде.
Монады меняются, потому что изменения необходимы для их жизни; но изменения происходят благодаря их собственному внутреннему стремлению. 55 Ибо как каждое "я" есть желание и воля, так и каждая монада содержит в себе внутреннюю цель и волю, усилие к развитию; это и есть "энтелехия", о которой Аристотель говорил как о ядре всякой жизни; в этом смысле [как говорил Шопенгауэр] сила и воля - две формы или степени одной и той же фундаментальной реальности. 56 В природе существует имманентная телеология: во всем есть стремление, "аппетит", направляющая, формирующая цель, даже если эта цель, эта воля действует в пределах и посредством механического закона. Как в нас самих телесное движение есть видимое
