«Опять! – в негодовании вскричал граф. – Я полагал, что четырехсот тысяч франков более чем достаточно!»
«Надо потрафить стольким людям!»
«Но если, в конце концов, я пойду на новые жертвы, смогу ли я быть уверен, что поставки будут за мной?»
«Несомненно».
«А сколько просят?»
«Речь идет о прибыли в три или четыре миллиона», – заметил господин де Пуасси.
«Я знаю, но какой ценой?»
«Нужно еще сто тысяч экю».
«Сто тысяч экю! Это слишком!»
«Чтобы получить четыре миллиона!»
«А-а! – вскричал граф де Лозере. – Ну и времена! Раньше король подарил бы одному из своих придворных подобное предприятие, этого хватило бы, чтобы обеспечить состояние его протеже. Но ныне правит не государь, ныне с одной стороны палаты, сборище горлопанов и взяточников, с другой – чиновники, порода порученцев, выползших из-за пыльных конторок и научившихся там торговать всем, вплоть до собственной чести».
«Наше счастье, что есть на что ее купить».
«Но отвратительно, что приходится платить в десять раз больше, чем она того стоит».
«Вам затруднительно дать сто тысяч экю?» – Виконт пристально посмотрел на господина де Лозере.
«Мне? – высокомерно ответил граф. – Я готов, но не хочу быть игрушкой в руках мошенников. Мне нужны гарантии».
«Какие могут быть гарантии в подобных переговорах? Все на доверии».
«Вам известно, что я даю вперед более шестисот тысяч франков?»
«Конечно, но подумайте, даже с вашим именем нелегко обойти всех конкурентов, которые жаждут получить то же, что и вы. Сам министр не волен в своих действиях».
«Вы полагаете? – с сомнением произнес господин де Лозере. – Хорошо! Посмотрим! Я пойду к королю, найду министра, прозондирую почву и завтра дам вам ответ».
«Мне прийти сюда?»
«Вы, должно быть, приглашены к господину де Фавьери, там и увидимся».
«Прекрасно, но меня ждут, что я должен ответить?»
«Что я консультируюсь».
«Есть более значительные предложения, чем ваше, их могут принять не сегодня завтра».
«Однако я не могу отдать такую сумму, не подумав и не приняв меры».
«Достаточно вашего обещания. Слово такого человека, как вы, священный залог».
«Знаю, – тщеславно улыбнулся граф, – именно поэтому я не даю его так легко… Пусть подождут».
«Что ж, – поклонился господин де Пуасси, – я сделаю все, чтобы вопрос не решился до послезавтра».
«Рассчитываю на вас, вы так же заинтересованы в этом деле, как и я… Я отбываю в Сен-Клу, прощайте».
Как только граф приготовился выйти, доложили о господине де Феликсе из Марселя.
«Знать его не знаю, – пожал плечами граф. – Что за человек?»
«Старик лет восьмидесяти, он говорит, что у него есть рекомендательное письмо к господину графу…»
«А! Наверняка какой-нибудь попрошайка… Меня нет…»
Не придавая значения собственным словам, господин де Лозере покинул кабинет и прошел в прихожую, прежде чем слуга успел сообщить господину Феликсу, что графа нет. Увидев графа, старик поднялся, почтительно приблизился к нему и с поклоном протянул письмо:
«От виконта де Куши из Лиона».
Граф остановился и взял бумагу, никак не поприветствовав старика. Вот что было в письме:
«Мой дорогой граф!
Человек, который вручит вам мое письмо, – добрый старик, который потерял свое состояние из-за революции. Он расскажет вам свою историю, и я буду вам весьма признателен за помощь, которую вы сможете ему оказать».
Граф бросил письмо на этажерку и приказал слуге, который стоял у него за спиной:
«Дайте два луи этому человеку и подайте лошадь».
«Господин граф, – господин Феликс встал между графом и дверью, – я не милостыню пришел просить у вас».
«А что же, интересно знать?»
«Возмещения, сударь!»
«Возмещения! Я никому не должен, сударь, а если бы и был, то не людям вашего сорта».
«Я, милостивый государь, – старик заговорил громче, – ничего не говорил о ваших личных долгах мне».
«Это было бы затруднительно».
«Возможно, – согласился старик. – Но я имею в виду долги господина де Лоре, вашего тестя. Он занял у меня значительные суммы за границей, я пришел за ними».
«Ко мне? Я не являюсь гарантом по долгам господина де Лоре, если бы даже он когда-то и что-либо задолжал вам».
«Однако, сударь, его дочь, которая была вашей женой, получила от него наследство».
«В таком случае это могло бы касаться моего сына, который получил наследство от своей матери. Где ваши бумаги?»
«Когда я расскажу вам о том, как я пришел на помощь господину де Лоре, вы признаете, что я говорю правду, хотя я и не могу утверждать, что у меня есть полные документы».
«А! Понимаю, – граф еле сдерживал гнев и презрение, – какая-нибудь басня об обстоятельствах, которые вам случайно стали известны… Вы пришли слишком поздно, сударь, мне хорошо знакомы такие проделки, советую вам попытать счастья в другом месте!»
«Я тоже понимаю, – сурово отвечал старик, – что господин де Лозере лучше кого бы то ни было знает, как сочиняются истории на основе случайно узнанных обстоятельств».
«Что говорит этот несчастный?» – вскричал граф.
«Я? Ничего, – смиренно произнес старик, – но вы сказали, что мое требование касается господина вашего сына, я обращусь к нему».
«Выгоните вон этого человека!» – с яростью закричал граф.
«Подумайте, – не отступал старик, – речь идет о чести господина де Лоре».
«Имя господина де Лоре, так же как и мое имя, выше низких интриг».
«Возможно, ваш сын думает иначе».
«Я запрещаю вам встречаться с моим сыном, сударь, я знаю, как доверчивы молодые люди, и предупреждаю, что положу конец малейшим поползновениям с вашей стороны. Суд не оставит безнаказанными такие попытки мошенничества».
«Он не оставит безнаказанным и подлог документов», – сказал старик.
Его слова, казалось, повергли графа в полное ошеломление, на смену которому пришла сильнейшая ярость. Но старый господин Феликс уже ушел, когда буря разразилась, и господин де Лозере, обернувшись к господину Пуасси, с чувством сказал:
«Вот, однако, чему подвергаемся мы – люди старых дворянских фамилий. Интриганы вооружаются нашим именем, чтобы устрашать нас, угрожая скандалом».
«Разве могут они рассчитывать на успех?»
«Э! Господи, выставить нас да за наш же счет на посмешище либералам, которые только ищут случая, чтобы оклеветать нас, и приписывают попустительству судей осуждение этих негодяев. До тех пор, пока мы не сможем бросать подобных мошенников в застенки, так чтобы оттуда никто не мог их услышать, мы будем служить мишенью самых недостойных интриг. Но будем надеяться, что это время придет».
