Но, как истинная женщина, Елизавета не могла отказаться от него раз и навсегда. Понимал ли он, что и в отношениях с ним она постепенно усвоила ту же манеру поведения, что и с теми, кого нещадно дурачила, постоянно поддерживая в них огонек надежды и никогда не говоря ни «да» ни «нет»? Дадли же, кажется, потерял рассудок. В 1561 году он стал искать себе новых сторонников и обратился за помощью к Филиппу II Испанскому через его посла де Куадру. В конце концов у Филиппа были все основания считать Дадли «своим человеком»: он спас ему жизнь и у них всегда были неплохие отношения. Теперь лорд Роберт предлагал ему совершенно фантастический проект: Филипп поддерживает его притязания и убеждает Елизавету выйти за него замуж, а он, в свою очередь, став королем, добивается возвращения самой королевы и всей страны в католичество и примирения с папой, то есть выполнения тех самых условий, которые когда-то ставил Елизавете сам испанский король. Какое великолепное самообольщение! (Не говоря уже об изрядном цинизме: будущий оплот европейского протестантизма торгует своими религиозными убеждениями, чтобы заполучить королеву и корону.) Но насколько симптоматичен был этот проект: как в свое время Филипп, Дадли полагал, что стоит ему стать королем Англии — и Елизавета исполнит все, чего он пожелает. Сменить в четвертый раз за полвека вероисповедание целой страны? — Конечно, лорд Роберт! Пойти на унизительное примирение с папой, забыв обо всех оскорблениях, нанесенных Римом ее матери и ей самой? — Разумеется, Робин. А ведь он не был глуп и считал, что прекрасно знает королеву. Может быть, Дадли просто хотел ввести Филиппа в заблуждение пустыми обещаниями? Но оба были трезвыми политиками и не стали бы тратить время на заведомо нереальные прожекты. Эти люди попросту недооценивали Елизавету как самостоятельную личность в политике и наивно полагали, что им легко удастся сделать из королевы пешку.
Она же предпочитала оставаться ферзем. 30 июля 1561 года Дадли устроил для Елизаветы водную феерию на Темзе. Епископ де Куадра, посол Филиппа, также был приглашен полюбоваться праздником с королевской баржи. Елизавета была весела и явно наслаждалась зрелищем. Они оживленно болтали и перекидывались шутками с лордом Робертом, и он вдруг лукаво заметил, что они могли бы пожениться прямо сейчас, поскольку под рукой есть даже епископ. Королева изящно ушла от ответа, сказав: «Боюсь, его знание английского недостаточно, чтобы провести эту церемонию».
Близился август, и она готовилась к своей первой поездке по стране. Вместе со всем двором Елизавета проследовала через графства Эссекс, Сассекс, Хертфордшир и Мидлсекс, и повсюду ее приветствовал народ и развлекало местное дворянство. Елизавета с удовольствием пожинала обильный урожай восхищения и поклонения. Дадли был неотступно рядом. Они вместе охотились в торфяниках Эссекса, вместе скакали по полям шафрана — нежные цветы только поднимали из земли свои головки. Королева провела несколько дней в его поместье в Уонстеде. И… ничего не произошло. Более того, ему осмеливались мешать, отвлекая внимание королевы. Сэр Уильям Петр, например: у него тоже был дом в Эссексе и он хотел не ударить в грязь лицом, а также молоденький Томас Хинедж — один из будущих фаворитов, и другие.
Поощряя соперничество среди придворных, Елизавета давала понять, что не собирается лишать своего расположения достойных внимания и куртуазных кавалеров — как солнце, которое светит не одному, но всем. Она искренне забавлялась, поддразнивая своего Робина. Порой ему, должно быть, казалось, что у нее нет сердца.
Но когда пробил час испытаний, королева снова доказала, что для нее нет ближе человека, чем Роберт Дадли. Осенью 1562 года Елизавета внезапно заболела оспой; она лежала без сознания во дворце Хэмптон-Корт. Несколько придворных дам уже скончались от болезни, и Тайный совет готовился к новым потрясениям — королева умирала, не оставляя наследника престола. Придя в себя на несколько часов, Елизавета выразила свою последнюю волю, шокировавшую всех: в случае ее смерти назначить лордом-протектором королевства Роберта Дадли. Не своего кузена герцога Норфолка, не одного из английских аристократов, в чьих жилах текла королевская кровь, а того, кого все они считали parvenu. После своей смерти она наконец хотела даровать ему то, чего лорд Роберт безуспешно добивался от нее при жизни, — престол.
К счастью, Елизавета выздоровела, иначе, принимая во внимание темпераменты тех, кто окружал трон, ее прощальный подарок фавориту мог бы вызвать усобицу и гражданскую войну. Ослабевшая, бледная, со следами оспы на лице, которые еще долго заживали, она едва ли хотела, чтобы Робин видел ее такой. Но государственные дела не терпели отлагательства — королеве надо было в совет, ее ожидали в парламенте. Тогда она сделала Роберта Дадли членом своего Тайного совета — узкого круга высших министров и самых доверенных советников, и его возможная досада при виде лица его госпожи сглаживалась оказанной ему честью лицезреть ее в кругу особо избранных.
Герцог Норфолк шел с Дадли голова в голову в придворной гонке за почестями и титулами: их вместе посвятили в рыцари ордена Подвязки, одновременно с королевским фаворитом его ввели и в Тайный совет. Но аристократ и ближайший родственник королевы не мог смириться с тем, что «цыган» получает равные с ним милости. Более того, он не мог не заметить, что сам скорее служит ширмой для успокоения общественного мнения: королева хотела показать окружающим, что награждает и отличает не одного только Дадли. Его ненависть наконец выплеснулась на дворцовом теннисном корте в присутствии самой королевы. Когда разгоряченный игрой Дадли небрежно взял из рук Елизаветы платок и отер им лицо, герцог рассвирепел и крикнул, что тот — наглец, намереваясь запустить в ненавистное лицо ракеткой. Королева разняла их, сказав кузену немало обидных слов. Все трое надолго запомнили неприятную сцену.
6 сентября 1564 года, в праздник святого Михаила, Роберт Дадли наконец получил давно обещанный ему титул — он стал бароном Денби и графом Лейстером. Елизавета была в добром расположении духа, и присутствующие заметили, как, совершая церемонию посвящения, она наградила новоиспеченного графа дружеским шлепком по шее.
С удивительной настойчивостью Лейстер вновь и вновь возобновлял свои атаки и не отступал от намерения жениться на неуступчивой даме сердца. За последние два года у него, как и у других членов совета и парламентариев, накопилось немало новых аргументов в пользу немедленного замужества королевы. Международная ситуация становилась все более запутанной: соседей — Шотландию и Францию — захватили религиозные распри, и Англия неуклонно втягивалась в них. В этой ситуации было просто необходимо срочно противопоставить католичке Марии Стюарт законного наследника. Пока Елизавета медлила, это могли сделать другие, например, младшие сестры несчастной королевы Джейн Грей. Они выросли и превратились в привлекательных молодых особ, обладавших, согласно завещанию Генриха VIII, правами на престол. Обе, однако, повели себя крайне неразумно. Старшая — леди Екатерина Грей, ожидая ребенка от графа Хертфорда, поспешно вступила с ним в тайный брак. То, что она не испросила разрешения у королевы и Тайного совета, само по себе уже влекло обвинение в государственной измене, так как речь шла о потенциальной наследнице престола. Но сверх того, ее муж сбежал, священник, венчавший их, умер, а документ о браке она умудрилась потерять. В результате молодая женщина вместе с ребенком оказалась в Тауэре, оставаясь тем не менее приманкой для тех, кто захотел бы использовать ее в случае государственного переворота. Младшая Грей дискредитировала себя связью с начальником собственной стражи, почти простолюдином, что полностью вывело ее из расчетов любых политиков. И все же сестры Грей представляли потенциальную опасность для Елизаветы.