головой, словно хотел стряхнуть наваждение.
Она стояла, боясь пошевелиться, словно малейшее её движение — и он на неё набросится.
Набросится и растерзает. Как жестокий дикий зверь.
Это было настолько оглушающее ощущение — видеть животный ужас в её глазах и настолько зримое, что он точно знал, кого она сейчас в нём видела. Того, кто однажды её принудил, заставил, изнасиловал. Мудака, подонка. Того, что доставил ей очень много страданий и очень много боли. Того, кто однажды её сломал. Растоптал её мечты, растерзал её веру в мужчин, её душу, её тело.
Наварский невольно шагнул назад. И отступал, пока не упёрся в стол.
Громыхнули тарелки. Наверное, с таким грохотом сейчас рухнул её шаткий мир, который она с таким трудом строила. И это он, Игорь Наварский, его разрушил.
Кажется, он только что понял, почему они нашли друг друга: мужчина, верный другой, и женщина, что закрыла для себя тему секса. Он расставил границы и наложил табу, а она именно этого искала — безопасности, уверенности, что между ними ничего и не могло быть.
А он всё испортил.
— Я не ушёл от жены, — поднял он руки, словно говоря: «Свет, это я. Видишь: всего лишь я». — И я позвал тебя не для секса. Я позвал тебя сказать, что, видимо, поступил плохо. Я не должен был втягивать тебя в эти отношения. Они приносят страдания моим самым близким людям — я не должен был их продолжать. Как бы я ни дорожил нашими встречами. Какими бы невинными они ни были. Или всего лишь хотели казаться.
— Ты меня хотел? — очень слабо, но всё же улыбнулась она.
И в её взгляде, глазах, наконец, всё поменялось. Они ожили. Чёрные от ужаса и расширенных зрачков, они снова потеплели, залучились янтарём.
— Какое-то время, да, и очень сильно, — ответил Игорь. — Но я словно заставлял себя хотеть, потому что чувствовал то же самое — давление ситуации, словно отношения между мужчиной и женщиной не могут существовать иначе. Ты меня вдохновляла, и я невольно пытался переводить это в привычное русло сексуального удовольствия, хотя нуждался совсем в другой близости. Но потом я разобрался, и это как-то прошло. Перестало быть проблемой. А ты меня хотела?
— Да, — кивнула она и опустила глаза.
— Не хочешь меня обижать? — улыбнулся Наварский.
— Ты очень привлекательный мужчина, Игорь, — она подняла глаза, — но я... — она покачала головой.
— Жаль, что и я ошибся, когда подумал, что это может перерасти в прекрасную дружбу, что-то такое…
— Платоническое? — подсказала она.
— Ошибся, что такие отношения в принципе возможны.
— Они возможны, — Света надела через плечо сумку. — Но мы для них или недостаточно хороши, раз не смогли сохранить под давлением чужого мнения, или недостаточно стары, или недостаточно непривлекательны друг для друга. А как это видел ты?
— Что ты найдёшь себе парня. Я познакомлю тебя с женой и детьми. Что в будущем это как-то трансформируется…
— В союз по интересам? — улыбнулась она шире и стала натягивать сапоги. — Будем вместе ездить в путешествия, затевать домашние представления, пропускать рюмку-другую абсента в саду под вишнями?
— Вроде того, — улыбнулся он.
— Да ты ещё больший фантазёр, чем я, Игорь Наварский, — усмехнулась она.
Странно, но румянца на её щеках словно стало ещё меньше. Кожа выглядела совсем серой.
— Только у меня, похоже, ничего не получилось. А что представляла ты? — он подошёл, чтобы подать ей плащ.
— О, тебе лучше не знать, — придержала она пальцами воланы, чтобы просунуть руки в рукава.
— Почему?
— Потому что любовь может быть очень разной. И отсутствие сексуального влечения вовсе не означает, что в таких отношениях не хочется эмоциональной близости, теплоты, понимания и поддержки. Но тебя в моём будущем нет, — погладила она его по лацкану пиджака. — Всё, чего я хотела, чтобы это просто продлилось немного дольше. Совсем-совсем немного дольше. Но… — она развела руками. — Наверное, нам не стоит больше видеться.
— Наверное, — выдохнул он с сожалением.
— Не провожай, — она развернулась к двери, но вдруг покачнулась…
— Света, — Наварский успел подхватить её внезапно обмякшее тело. — Света!
Она схватилась за его руку и потеряла сознание.
Глава 28. Валерия
Я допила коктейль.
Но гремучая смесь, что сейчас горела у меня в душе, была покруче любого алкоголя.
И сомнения, что терзали душу — мучительнее любого похмелья.
Видимо, меня недостаточно унизили, раз мне нужны ещё какие-то доказательства, — думала я. Чтобы меня не просто порвало на куски, но ещё и размазало тонким слоем.
Не знала, что выбор уйти или подняться в номер окажется таким сложным.
Не думала, что когда-то перед ним окажусь.
Душили злость и жалость к себе.
Хотелось вспомнить что-то мерзкое, просто чудовищно отвратительное про Наварского.
Конечно, за девятнадцать лет было разное. Но, как назло, в голову ничего не лезло.
Как назло, плохое вспоминалось только о себе.
Однажды я ушла с фильма в кинотеатре, потому что фильм был ужасно скучным. Что вообще за удовольствие ходить по кинотеатрам? Переться за тридевять земель, сидеть, задрав голову до спазма в шее, слушать хруст попкорна и глохнуть от «звука вокруг», долбящего по ушам.
Я сказала мужу, что хочу в туалет, встала и ушла.
Он нашёл меня в одном из бутиков, там же в торговом центре, где находился кинотеатр, весь перепуганный, в красных пятнах.
— С тобой всё в порядке? — стоял он, тяжело дыша. — Я оббегал все туалеты, все пять этажей.
— Да, — повесила я на место дурацкую кофточку, что сняла
