же, как Элиас любил Серафиму. Услышав о том дне, когда твой отец оставил меня, он не хотел, чтобы через много-много лет, когда я состарюсь, мое сердце разбилось снова.
В голове девочки что-то щелкнуло.
Вот оно! Вот и ответ.
– Поэтому… – осторожно добавила Элли. – Он и ушел в Ни… Туда, куда бабушка сказала, так рано? Не дожидаясь нужного возраста.
– Она сказала тебе и про возраст? – глаза мамы увеличились. Накатывающая злость, казалось, возвращала ее к жизни.
Девочка поджала губы.
– Да, Элли. Поэтому он ушел сам.
Эльга поднялась с места и почувствовала, как от пережитого ее ноги стали ватными, а голова кружилась. Претерпевая физический дискомфорт, Элли помогла встать маме и усадила ее на диван.
– Мне нет жизни без них, дочка, – тихо произнесла Лаура. – Поэтому и с сердцем беда.
– Но как же я, мамочка? Ты же сказала, что любишь и меня тоже?
Мама не ответила.
Сглотнув горечь, девочка зажмурилась и собралась с силами.
Сейчас они с Лаурой будто поменялись местами.
– Плохо тебе сейчас не от того, что они ушли, мам. – Элли принялась укутывать маму в клетчатый плед, под которым она обычно спала на этом самом диване. – Сердце болит от того, что ты выпила эту гадость.
Укладывая Лауру, Элли хотела произнести свое личное заклинание вслух.
«Я все исправлю! – хотелось закричать ей. – Теперь я знаю причину! Я верю в то, что Лембит хотел умереть! Я знаю почему!»
Но действия были весомее слов, а мама чувствовала себя очень плохо.
Поэтому, девочка поцеловала Лауру в щеку и прошептала ей:
– Спи спокойно, мама. И знай, что я обязательно вернусь. Я тебя не брошу.
Но Лаура уже не слышала дочь. Алкоголь и сердечная боль утомили ее, и теперь мама засыпала.
Элли выключила телевизор и выкинула бутылку в мусорное ведро. А затем вылила остатки красной жидкости из стакана в раковину.
В темноте коридора что-то зашевелилось.
– Уходи, – прошептала Элли. – Ужасная идея выходить сейчас, хоть она и уснула. Сейчас же уходи!
Но это был совсем не Ткач, как предположила девочка. По крайней мере, не тот, которого она ждала.
– Эльга, – послышался теперь уже знакомый вкрадчивый голос. – Твоя мать не умрет.
Глаза Элли столкнулись с крошечными, статичными, утопающими в белизне зрачками.
Дед-хамелеон снова был здесь. Его черный силуэт сливался с темнотой, угадываясь лишь благодаря белому лицу, не выражающему эмоций.
– Конечно не умрет, – прошипела Элли. – Тоже мне, предсказатель. Вали отсюда! Сказала же уже.
– Но может оказаться во власти Тууни, если ты не остановишься.
Элли поразилась собственной храбрости. Этот ткач являл собой истинное кошмарное видение и сейчас стоял в темном углу как самый настоящий монстр из фильмов ужасов.
Но девочка даже не дрогнула.
– Угрожаешь мне? – вызывающе подняв подбородок, бросила она.
– Предупреждаю, – все так же ровно произнес незваный гость. – Вас обоих.
– Ему умереть второй раз не страшно, глупая ты тварь! Ему вообще ничего не страшно, вот тебе зубы.
– Тут ты права, Эльга. Но один страх все же у него сохранился.
Дед-хамелеон широко улыбнулся, и общая картина его явления стала по-настоящему леденящей. Сохраняя мерзкий оскал, он, не открывая рта, проговорил куда-то прямо в сознание Элли:
«Элиас боится, что твоя мать умрет. Намного сильнее, чем ты и кто-либо в этом доме. И это делает его уязвимым».
Глава 14
Выводы
До похорон оставалось три дня.
Эта мысль посетила сонную голову Элли первой.
Возможно, дед-хамелеон был чрезмерно удовлетворен ушедшим днем. А потому спала девочка в эту ночь практически безмятежно и очень крепко. Никакие тяжелые видения, воображаемые боли и рептильи глаза ее не беспокоили. На утро все выглядело так, будто дверь с именами, очная ставка бабушки и Ткача, мамина сердечная боль и даже плачущая Эйнике привиделись ей разом из-за большой обиды на маму и болючих ударов по обеим щекам.
Но что-то внутри трепыхалось, как насекомое, повредившее крылья, и Элли чувствовала: все, что ей пришлось испытать за последние сутки, было правдой. Мало похожей на текущую реальность в тихом Ихасте, но все же правдой. Такой, какая она есть.
Эльга медленно села на кровати и осмотрела свою комнату. Окна, двери, мебель – все было на месте…
Но бабушка снова не позвала ее к завтраку. А мама не пришла.
Впрочем, было ясно одно: в новом мире, где смерти теперь было куда больше, чем жизни, привычного – от людей, а не от неодушевленных предметов – ожидать не стоило.
Единственное, чего хотела девочка, вопреки логике и собственным действиям, – появления Ткача.
Но он не приходил.
Ни в те моменты, когда Элли пугал другой ткач, по-настоящему страшный и злобный.
Ни в те моменты, когда маме было плохо и Элли боялась, что она умрет.
Ни в те моменты, когда осознание, наконец, пришло и Элли чувствовала, что была готова к ритуалу.
Девочка прогнала его сама – уже не в первый раз, – но теперь он действительно ушел и больше не собирался возвращаться.
Однако решительность Элли не могла сойти на нет от того, что кто-то бросил ее на полпути.
* * *
Бабушка снова вязала на диване в гостиной.
В комнате больше не пахло алкоголем.
«Наверное, запах ушел на работу вместе с мамой», – подумала Элли про себя.
– Доброе утро, – сказала Элли.
– Доброе, – ответила бабушка спокойно, не вкладывая прежней нежности в слова.
– Разве мы не должны поесть?
Серафима подняла глаза на внучку лишь на мгновение. А затем вновь уткнулась в сплетение между спиц.
– Мы с мамой уже поели. Где лежат продукты – ты знаешь.
Элли тяжело вздохнула.
Тихая война есть тихая война.
– Ты вяжешь Лембиту что-то теплое? Наверное, варежки?
– Носки.
– Но зачем, если он уже ушел и не сможет взять их с собой? Это очень глупо.
Бабушка подняла глаза снова, и девочка почувствовала себя неуютно.
– Традиции, Эльга. Так полагается по традиции.
– Ясно. Значит, он не умер, и все об этом знают, но мы его хороним. Все так?
Серафима наконец отложила свое вязание и уставилась на Элли в упор.
– Эльга, я думала, что этот разговор окончен. И ты прекрасно знаешь, что похороны были решением твоей матери. Тут я ничего поделать не могу.
– Это не так, – девочка прищурилась. – Ты знаешь, что мама думает об этом всем?
– Почему бы тебе не спросить у своего отца, девочка? С тех самых пор ее позиция не изменилась.
Сердце Элли пропустило удар.
– Я спрашиваю у тебя, бабушка, – тихо сказала Эльга. – У
