как и я. Едва я понял, кто ты и твои люди, господин многоликих, то понял, что я пойду с вами до конца.
— Звучит всё равно расплывчато. Что у тебя с Эрзум?
Пересмешник застыл лицом, процедил:
— Неважно, господин. Это личные обиды. Тебе они не важны, а я не буду объяснять, даже если… — криво усмехнувшись одной стороной рта, он закончил иносказательно. — Я не так хорош, как тот старик, но я тоже могу идти до конца и молчать, ты же знаешь, господин, — с нажимом сказал. — Это — моё, господин. Моя боль, мои слёзы, моя ненависть, моя ноша, мой камень, что тянет меня на дно кувшина с вином. Это моё и только моё.
Звучало сомнительно. С тем же успехом всё могло быть наоборот — он мог быть верным самим Эрзум и увидеть в происходящем возможность выслужиться и разузнать больше об Ордене, который Эрзум столько лет мечтает уничтожить.
Я покосился на Верность над головой Пересмешника и добавил туда третий цвет. А затем ещё и сменил форму печати, переделывая её в сектантскую и добавляя ей мощи и символов. Пусть мы и расположились среди стен поместий Древних, здесь была зона запрета и не было ни формаций проверки на сектантов, ни прочего. Кажется, не было, потому что насчёт возможностей Древних, которые, как выяснилось, довольно вольно обращались с зонами запрета, у меня точной уверенности не было. Но риск был небольшой. Приказал:
— Отвечай кратко и быстро. Ты служишь Эрзум?
Пересмешник снова усмехнулся.
— Нет.
— Ты служишь клану Вилор?
— Нет.
— Ты служишь Императору?
— Нет.
— Ты ненавидишь Эрзум?
— Да!
Полыхнули не знаки над Пересмешником, а его глаза.
— Ты желаешь уничтожить Эрзум?
— Да!
— Ты желаешь уничтожить семью Сломанного Клинка?
— Нет.
— Ты желаешь уничтожить Орден Небесного Меча?
— Нет.
— Ты верен мне?
— Да, пока ты ведёшь Меч по пути уничтожения Эрзум моя верность — твоя. Жизнь — нет, я должен увидеть падение Эрзум, но верность — да. Все мои умения, все мои тайны, все мои связи — всё твоё, господин, ведущий к мести.
Ответ был совсем не короткий, да и вопросы я бы хотел ещё задать, но уже шёл ко мне советник Бахар, поэтому я отложил всё это на будущее. Хорошо, если до ночи, но, скорее всего, гораздо на больший срок.
Кивнул:
— Договорились.
Убрал обратно все изменения его печати. Это лишнее.
В тот день я больше не говорил с Пересмешником. О чём, если всё решили? На следующий же день ко мне привели тех самых четверых, выбранных советником Бахаром, и мне снова было не до того, а затем навалились совершенно пустые дела, которые раздражали и ничего не давали. Только новые тренировки с Указами и радовали.
Хмурясь, достал из кольца шлем, готовясь встретить наёмников, которым совершенно не нужно видеть моё настоящее лицо.
— Глава, — голос советника Бахара мне не понравился. — Возникло дело, которое вы должны решить.
Ох уж этот советник Бахар, шлем, тем более такой шлем на отдыхе? Я вздохнул и достал из кольца ещё и копьё, тут же сделал дальний колющий выпад в песок, взметая целый фонтан, правда, сухой. Буду изображать тренировку. Да, прямо во время разговора, нет у меня лишнего времени на пустую болтовню, каким бы важным ни казалось это самое дело для всех остальных.
Но действительность превзошла даже мои ожидания. Когда всё закончилось, я проводил спины наёмников, перевёл взгляд на советника и изумился:
— Кто из двоих старший в ночном дозоре и кто должен докладывать мне первым о происшествиях? Серьёзно? Неужели действительно нужен именно я для решения таких глупостей?
Советник Бахар, несмотря на сонный вид, явно изо всех сил пытался не улыбнуться.
— Глава, вам нужно учиться управлять людьми и решать споры, что возникают между ними. Причём решать, не опираясь на свои таланты.
— У меня, вообще-то, были в подчинении отряды в два-три десятка человек. В них было полно споров, и я умею их решать. Даже такие тупые.
— Это интересно, глава, я не слышал об этой части вашего прошлого. Можете привести пример какого-то не тупого конфликта и его решение?
Я вдруг вспомнил, как сцепились Хахпет и Ирая и чем это закончилось, как Ория позже требовала справедливости и отсекла руку ещё и Митаю, и что-то расхотел делиться такими примерами. Вероятно, советник не оценит то, что произошло в городе Древних. Или то, как я заставил подчиняться себе на Поле Битвы Вольного Приюта отряд братьев Юрлема и Юрвея. Поэтому попытался вспомнить что-то другое:
— Когда я по заданию Академии сопровождал на Поле Битвы группу учеников Школы Ордена, то некоторые из них переоценивали свои силы. Я позволил им ввязаться в драку с големом, который был сильней, чем они, затем продемонстрировал, как битвы на грани жизни и смерти заставляют их выжимать всё до предела из тел и техник. А затем повёл через Поле Битвы, тренируя и помогая быстро улучшать навыки.
Уставшее лицо Бахара несколько оживилось:
— Хотя это не совсем то, о чём я просил вас рассказать, глава, но интересная страница жизни, которой вы не спешили делиться с нами. И какой главный вывод вы сделали из этого задания?
— Что у меня неплохо получается учить в таких условиях. И сейчас я был бы рад пообщаться с внутренней частью семьи, потренироваться с ними и потренировать их. Те самые тренировки, которые мы так долго обсуждали и всё не начинали. Разве не лучшее сейчас для этого время? Ну, пока остальные готовят защиту лагеря?
Советник Бахар нахмурился, со вздохом сообщил:
— По плану, эти тренировки должны начаться только завтра, но я вижу, ваш настрой, глава, и уже мой опыт подсказывает мне, что сегодня не будет больше толку от уроков по управлению людьми и решению споров между ними. Вы не хотите этого урока, а нет ничего хуже, чем пытаться запихать в ученика что-то против его воли. К тому же вам повезло, глава, брат Рагедон считает, что наш глазастик теряет терпение и ведёт себя всё менее осторожно.
Я недовольно качнул головой:
— Не брат.
Советник Бахар удивился:
— А кто же? После стольких лет он мне брат, и это не меняет даже служение в вашей семье. Пойдёмте, глава.
— Куда?
Он едва заметно улыбнулся:
— Туда, где можно будет не
