во весь рот – я самый счастливый Чин Хо на всем белом свете.
Кайла объявляет, что сейчас у нас будет читка, но песни мы прочтем как стихи, поскольку мелодии еще не выучили.
Валери нарочито громко вздыхает – так, чтобы услышал весь зал.
– Я могу свои спеть, – сценическим шепотом произносит она. – Я знаю их все.
Да ладно. Все здесь знают песни Валери. Даже осветители, сидящие в будке. Тряхнув хвостом, я переключаю внимание на Чейни, который листает свой сценарий и подчеркивает «Джимми» с аккуратностью, намекающей на то, что он мастер на все руки. Наши взгляды встречаются.
– Жаль, что у Джимми и Чин Хо нет любовных сцен, – говорит Чейни.
Моя улыбка шире, чем у Суини Тодда, когда миссис Ловетт продает первый пирог, начиненный человечиной. Если что-то и способно меня взбодрить, то это Чейни и его добрые-предобрые слова.
Мюзикл начинается с того, что розовощекая Милли несется по улицам Нью-Йорка, распевая во всю глотку о том, как восхитителен этот город. Валери, хоть и следует инструкциям Кайлы и прочитывает свои реплики, а не поет их, ускоряется в конце каждой строки, будто читает рэп в «Гамильтоне»[50]. Когда ее соло завершается, мы дружно кричим: «Бейте в барабаны!» Чейни кладет руку на спинку моего сидения. Девчонки, хлещущие хвостами, нараспев читают: «Сегодня все только начинается», и хор их голосов эхом разносится по залу. Может, дело в ладони Чейни, что касается моей кожи, а может, и в звонких согласных, вибрирующих в воздухе, но у меня такое чувство, будто внутри разгорается пожар. Мира снаружи больше нет. Есть только мы в этой комнате, в унисон читающие стихи. Меня переполняет жизненная сила, я способна пробить потолок. Обожаю это чувство. С ним хочется жить. Песня наконец завершается, и все аплодируют.
Абель откашливается, чтобы утихомирить нас. Читка сценария продолжается. Как и ожидалось, из Валери выходит очень энергичная Милли, а Чейни учтив и очарователен, как и всегда. Я вообще ни капельки не таю от восхищения, когда он непринужденно шутит: «Детка, ты – мой нью-йоркский кошмар».
Я листаю сценарий, пытаюсь найти страницу, на которой появляется Чин Хо, и вдруг в зале раздается очень громкий голос с очень сильным акцентом. Это София, которая читает первую реплику миссис Мирс: «Грусна быть одна в этой мире». Звучит так, будто она камней в рот набрала. Я изучила миссис Мирс вдоль и поперек, но, наблюдая, как София коверкает язык, испытываю желание зарезаться. Она делает акцент (довольно паршивый) на словах «балшая дружная симья». Девчонки на галерке хихикают. Но я почему-то знаю, что смеются они вовсе не над чудовищным интонированием Софии. Они смеются, потому что им кажется, что она хороша. Потому что она и должна быть смехотворной злодейкой. Я вслушиваюсь в нарочито ломаный говор Софии, пока ее голос не превращается для меня в скрежет вилки по тарелке.
– Эверет? Твоя реплика, – подсказывает Чейни.
Весь зал смотрит на меня. Черт. Я так задумалась, что пропустила собственную сцену. Я быстро просматриваю страницу. Чин Хо должен учить миссис Мирс путунхуа. В прачечной, разумеется. Я вдыхаю спертый воздух. У тебя все получится, Эверет Хоанг. Покажи им, на что способна.
– Фо-он, – бодро читаю я.
– Фонг, – повторяет София.
– Мо-оу.
– Мох.
– Иа-ан.
– Фонг мох ян для мисс Дороти! – восклицает София.
Справа сноска с переводом: Доставка еды в номер для мисс Дороти. Моя роль – ходячий гугл-словарь для белой леди, притворяющейся азиаткой. Я делаю глубокий вдох и вспоминаю видеоролики, которые утром посмотрела на «Ютьюбе», и собственные наметки. Пришло время наделить Чин Хо самостоятельностью, придать ему правдоподобности. Я смотрю на Абеля Пирса. Он поглаживает бороду и наблюдает за мной с абсолютно непроницаемым выражением лица.
Я произношу с явным отвращением:
– Мне не нравится эта женщина.
Абель Пирс поднимает ладонь.
– Постойте, – перебивает он меня, – читайте то, что написано слева. Не справа. Произнесите это на китайском. – Последнее слово он произносит с таким нажимом, что изо рта летят брызги слюны.
– Я знаю, что там написано, – торопливо отвечаю я, – но я подумала, что на самом деле Чин Хо говорит с Бун Фу на смеси китайского и английского. Он прожил здесь уже пару лет, так что успел ассимилироваться.
Я серьезно: к большинству людей новый язык «прилипает» довольно быстро, особенно если им приходится постоянно на нем разговаривать. Родители Джиа говорят на почти безупречном английском. Я открываю рот, чтобы все это объяснить, но голос Абеля Пирса оглашает зал прежде, чем я успеваю издать хоть звук.
– Мисс Хоанг, – повторяет он, на сей раз резче, – мне импонирует ваше стремление наделить вашего персонажа предысторией, но вам следует читать то, что написано в сценарии.
– Ну, я…
– Это то, что написали Ричард Моррим и Дик Сканлан. Вы хотите подвергнуть сомнению их творчество?
Внимание всего зала сосредоточено на мне, словно я сижу в луче невидимого прожектора. Уставился даже Чейни – и вовсе не с тем выражением, какое хотелось бы видеть. Сердце стучит громче, чем звучит голос режиссера. Это обсуждение пошло совсем не в ту сторону. Более того, его вообще не должно было случиться. Я должна была впечатлить его. Поразить до глубины души.
Я собираюсь с силами и смотрю на Абеля со своего места в четвертом ряду – кажется, будто его фигура вновь нависает надо мной. Вид у него такой же, как и тогда в кабинете, когда он развернулся в своем кресле на колесиках и едко процедил угрозу: Вы предпочли бы выступать в кордебалете?
Теперь мне понятно, что для него будет легче легкого претворить эту угрозу в жизнь: снять меня с роли, найти замену – особенно после сцены, которую я тут устроила. И допустить подобного нельзя. Не уверена, что после такого найду в себе силы снова войти в этот зал.
– Нет, – сипло отвечаю я, – конечно, нет. Авторам виднее.
– Вот именно. Так что извольте стать Чин Хо. Таким, каким его создали.
Парень, который играет Бун Фу, второго китайца-приспешника, сверлит меня взглядом из-под курчавой рыжей челки и очков в черепаховой оправе. Он явно доволен, что ему досталась роль второстепенного персонажа. Благодарен – какой бы следовало быть и мне.
Я киваю и смотрю в сценарий. Я была так занята анализом личности Чин Хо, что мне даже в голову не пришло спросить у Джиа, как произносятся простейшие слова на путунхуа. А наверное стоило бы. Хорошая актриса так бы и сделала. Подготовилась бы.
Я прикрываю глаза и начинаю:
– Гу-у-ук. Да-а-ак. Ку-у-и. Ху ту йи-им.
Бун
