три, и подруга за все время не перезвонила. Неужели Алексей в самом деле отправился к ней? Сам по себе этот факт казался странным, ведь виновный уже обязан был сообразить, что мое предупреждение возникло не на пустом месте.
За обедом собралась вся семья, но никто не спешил воскрешать ночной разговор в присутствии Илоны. Сестра налегала больше на мартини, чем на жаркое, при этом коротко отвечала на вопросы родителей. А уж если разговор касался деловых тем, то ее участия никто и не ждал – все объяснял только Денис. Вероятно, Илона нашла для себя не самый плохой путь. По крайней мере, она изолирована от некоторых знаний, которые могут помешать крепко спать по ночам. Я же только отметила, что моя тридцатилетняя сестра стала выглядеть старше своего возраста, и даже на переносице уже успела обозначиться морщинка, которая простительна только тем, у кого слишком много забот, чтобы беспокоиться еще и о выражении лица.
После трапезы я отправилась вслед за сестрой в комнату. К счастью, она не попыталась захлопнуть дверь перед моим носом – а может, просто не заметила преследования. Потом окатила меня не слишком довольным взглядом, но спорить не стала – направилась к бару, откуда достала бутылку красного вина и бокал.
– Составишь компанию, Лариса?
Я покачала головой:
– Давай поговорим, Илон.
– Говори.
– Хочу знать, все ли у тебя в порядке.
– Разве не видишь? У меня все прекрасно.
– Сестра… Разведись и возвращайся домой. Родители никуда не денутся, если их поставить перед фактом! Обещаю, что поддержу тебя.
– А кто сказал, что я хочу разводиться?
Я не нашлась с ответом. Думала, что ее желание очевидно обеим. Разве не свою загубленную жизнь она заливает бесконечной рекой спиртного? Илона залпом осушила половину бокала, налила еще, но потом задумчиво уставилась в пол. Я не торопила – она будет откровенной, только если сама захочет. И дождалась:
– Знаешь, сестренка, я тебе важное скажу… – на меня она не смотрела. – И можешь думать, что я просто пьяна – мне все равно.
Она надолго задумалась, потому я переспросила:
– О чем?
– Помнишь мою свадьбу, Ларис? – она направила туманный взгляд в стену, мои подтверждения ей не требовались. – Я тогда еще назвала Дениса жирной свиньей, помнишь? Отец разорался, что я нажралась еще до ЗАГСа. А я ведь не пила… Денис сделал вид, что не расслышал… Так вот, он всегда, с самого первого дня знакомства, был для меня жирной свиньей, которой требовались только мои акции.
Ее муж внешне был не самым привлекательным мужчиной, но по характеру спокойный и вдумчивый. Узнав его ближе, я уже не могла относиться к нему исключительно плохо. И отец его уважает как мозговитого специалиста. В конце концов, не он первый и не он последний, кто вступил в брак только по расчету – не самое тяжкое преступление в мире. Но я не спорила. Сестра продолжила:
– Первый год он извивался передо мной ужом. Ну, знаешь, цветы в постель, шутки по поводу и без, ужины… будто меня, с моим-то воспитанием, можно удивить цветочками или дорогими ресторанами. Но он никак не унимался, выводя меня из себя. На второй год он успокоился: никакого лишнего внимания, только то, что неизбежно – разговоры за столом, холодные приветствия… и еще более холодные супружеские ночи. Тогда я и решила, что мой лучший друг – это бренди вперемешку с текилой. На третий год Денис наконец-то оставил меня наедине с моим лучшим другом. Он даже в другую спальню переселился… С тех пор все так, как есть.
– А как есть? – осторожно поинтересовалась я.
– Никак. Мы просто живем в одном доме, но почти не разговариваем.
– Подожди. Говоришь так, будто тебя это не устраивает.
Илона меня словно не слышала:
– Может быть, Денис завел любовницу или просто перестал пытаться наладить со мной отношения. Это все ерунда. Однажды я собрала чемоданы и заказала билет на самолет… И вдруг, прямо на пороге поняла, что не хочу уходить. Что там и есть дом. Боже упаси, не здесь же ему быть – в этом аду я бы и дня не протянула! До меня вдруг дошло, что я за три года замужества вообще ни одного скандала не видела, почти уже и отвыкла. И что Денис… далеко не самый худший человек на планете. Что я могла бы быть счастливой, если бы сама все не испортила.
Теперь я вообще ничего не понимала:
– Илона, а ему ты об этом сказала?
Она вспомнила о бокале в своей руке и сделала большой глоток.
– Нет, зачем?
– Чтобы все исправить?
– Дурочка Лар-риска! – она пьяно расхохоталась. – Нельзя ничего исправить! Я тебе о своей жизни для другого рассказываю – ничего никогда не делай через силу. Когда через силу… все ломается, понимаешь? Ты ломаешься. Если бы мы с Денисом просто встретились на улице, то вполне могли бы сейчас быть счастливой семьей. А теперь это невозможно, потому что… слишком много дерьма пролегло между нами.
Под ее смех я вышла из комнаты. Говорить по душам, когда она в таком состоянии, невозможно. Наверное, пора мне самой перестать считать ее мужа чужаком и до их отъезда поболтать – как если бы он был моим любимым зятем. Как если бы сестренка когда-то сама его выбрала, а теперь в их семье наметился кризис. Не имею представления, можно ли сейчас исправить ситуацию. Если даже он когда-то и был влюблен в красавицу Илону, то сейчас это сложно представить. Но я считала себя обязанной сказать ему очень важную вещь: «Разведись с ней. Выгони из дома. Отправь к родителям или в тур по Европе. Избавься от нее любым способом. Потому что ты ей нравишься! Расстаньтесь – и только тогда у вас что-то может получиться. Мою несчастную сестру давным-давно загнали в тупик, но она сможет из него выйти, только если начнет сначала». Спокойный и вдумчивый Денис Данилин скорее всего просто рассмеется, но, быть может, примет к сведению или найдет другой выход. И такую малость я обязана сделать для сестры.
Внизу раздавались голоса. Я замерла, узнав тембр Ромы. Петр Саныч пригнал сюда всех, как и обещал: ребята проверяют камеры, сигнализацию и ищут другие жучки. Витебский здесь, а мне даже некогда было перенастроиться, подумать некогда! В висках забились еще несформулированные мысли, поэтому я поспешила скрыться в своей комнате. Пора собираться к Юльке.
Но едва я вышла из душа и разместилась перед туалетным столиком, дверь открылась. Сначала в отражении, а после резкого разворота и воочию, я лицезрела улыбающегося Рому. Именно он вошел в мою спальню, прикрыл за собой дверь.
– Я напросился искать жучки в твоей комнате. Хотя сюда рвались все, но я победил – все-таки Петр Александрович во мне души не чает. Привет, напарница!
– Что?
– Напарница, говорю, привет. Да не тушуйся! Что это, бигуди? Просто ужас. Можно сфотографировать?
Я настолько разволновалась, что отвечала на рефлексах:
– Стучать надо!
Он, не оборачиваясь, стукнул три раза по двери, для особо непонятливых сопровождая действия исчерпывающим объяснением:
– Тук-тук-тук. Выглядишь так, будто мне не рада.
– Почему именно ты?
– А. Мне было интересно, какая у тебя спальня. И думал, что у нас с тобой уже именно такие отношения, когда мы переходим к стадии «покажи мне свою комнату!».
Я, спохватившись, сильнее запахнула халат. Он же направился к кровати, присел на корточки, одной рукой приподнял матрас, а другой ощупывал снизу. Потом направился к столу.
– Вряд ли прослушки поставили еще где-то, кроме гостиной, но Петр Саныч предпочитает перестраховаться, – Рома демонстративно ухватил мой бюстгальтер со спинки стула и откинул его на кровать. Я не пошевелилась. – Он всех парней сюда выдернул. Сказал, что после юбилея тут обнаружили, распсиховался весь. Жаль, меня на вечеринку не пригласили – мы бы с тобой отожгли! Наверное, мое приглашение куда-то запропастилось? Всегда мечтал погулять в таком шикарном месте в толпе разукрашенных капиталистов.
Он прошелся пальцами по ободку зеркала, заглянул под туалетный столик. Постепенно приходя в себя, я отмечала, что Рома ведет себя так, как если бы между нами отсутствовала неловкость после последней встречи. Но на
