очень переживал Ибрагим: сможет ли салтан Касим по болезни свое войско в новый поход повести? Худо казаку без похода…
Тревога накатила на всех. Жизнь становилась бедней, особенно в холодную зиму, а без дела татарами овладевало уныние.
Правда, Ибрагим был неожиданно вознагражден. На реке едва не случилось непоправимое. И как не уследили няньки за юной дочкой карачи Хасана? Шустрая пятилетняя девочка соскользнула в прорубь и сразу, без крика, ушла под воду. Только няньки завизжали.
Ибрагим, набиравший ведра, не раздумывая прыгнул за девочкой и вытащил ее на поверхность. Благо, течение тут было едва заметным. Дочь карачи даже понять ничего толком не успела. Охающие няньки быстро ее раздели и закутали в сухую теплую шубу.
Сам казак побежал быстрее в овин, его-то переодеть было некому. Простыл, конечно, но не сильно.
В тот же вечер карача Хасан лично поблагодарил Одноглазого и вручил ему кошель с серебряными монетами. Пусть небольшой, но это серебро!
Не всем так везло, как Ибрагиму Беркузле. Не раз он ловил на себе завистливый взгляд казака Халима. У того дела совсем не спорились, одежда обветшала, а злой местный мороз заставлял бурчать, дескать, негоже жить вольному казаку в таких условиях, надо искать счастья на юге.
В одну из тоскливых зимних ночей Ибрагим никак не мог заснуть. За стенами овина выла метель, было зябко и в голову лезли ненужные мысли. Правильно ли он поступил, когда приехал в Городец Мещерский? Двенадцать лет прошло, много повидал Ибрагим, а не прилипает к нему настоящее богатство и обходит его удача… Нет-нет, грех жаловаться, благодарен Ибрагим и караче Хасану, и улану Иссе, пусть Аллах пошлет им здоровье и долгие лета! Но летят годы-то, не становится моложе казак… Если в ближайшее время не случится успешного похода, то так бедным бобылем и доживет свою непростую жизнь одноглазый Ибрагим.
Охает, подкашливает после купания в проруби, ворочается с боку на бок казак, жалеет себя, слушает вытье бури и чуть ли не сам готов ей подпеть. Потом внезапно пришло ему на ум: хватит ныть, как баба, все у тебя будет хорошо, Аллах тебя не оставит!
Успокоился Ибрагим и задремал.
Только снится ему тревожное: будто погнался он в чащу за лисой, а лиса странная, словно и не зверь, а человек… Не объяснить такого, но во сне все понятно Ибрагиму. И вот бежит он в чащу, все плотнее смыкаются ветви, царапают лицо, держат за одежду, и снег все глубже, проваливаются ноги, падает казак, вскакивает и двигается дальше. Уж и не бег это – борьба за каждый шаг. А лиса не торопится, поджидает Ибрагима и мелким лаем то ли дразнит, то ли подгоняет.
Выбрался Ибрагим из самой чащи, попал на небольшую полянку, окруженную соснами. Посредине – избушка. А лиса уже совсем на человека стала похожа: стоит на задних лапах, а передними жест приглашающий делает, мол, заходи, гость дорогой. И морда у лисы очень знакомая, напоминает кого-то, кого не любит Ибрагим, но вспомнить, кто это, никак не удается.
«Зайду, отдохну», – думает казак, шагая к избушке.
Но вдруг сверху: «Кар-р-р!» – друг-ворон кричит.
«Вот раскаркался, – говорит себе Ибрагим. – То неделями его не слышно, не видно, то прилетает, куда не звали…»
А ворон кричит громче и настойчивей:
– Кар-р-р! Брось, Ибрагим, стой!
Удивляется казак, он-то почти вошел в двери избушки. Смотрит в небо, где кружит ворон, а тот не унимается:
–Пр-р-роснись!!!
Обернулся Ибрагим на лису, а та ножом замахнулась и на морде оскал ненависти.
Выбросил руки навстречу ножу казак, распахнул единственный глаз и в полутьме овина увидел, как на него кто-то настоящий, не из сна, падает с чем-то блестящим в кулаке.
Ужалило левую руку Ибрагима. Так и есть – нож!
Стиснул зубы казак, борясь с неведомым врагом. Оба сипло дышат, оба молчат, давит супостат сверху вниз…
Удалось спихнуть его в сторону, тут Ибрагим и узнал, кто его убивать пришел:
– Халим?!
– Сдохни, одноглазый! – прошипел узнанный и взмахнул ножом.
Ибрагим только и успел, что руку выставить.
Снова обожгло ее болью, но стерпел Беркузле, схватил Халима за рукав, не давая размахнуться для следующего удара.
Пальцами левой вцепился в лицо врага и понял, кого ему лиса из сна напоминала. Бывает же!
Гнев подкрепил силы Ибрагима, и он нещадно сжал пальцы, норовя причинить Халиму лютейшую боль.
С тихим жутким звуком лопнул один из глаз Халима, и он сдавленно взвыл, отстраняясь.
Заворочались на своих лежанках разбуженные казаки. Халим быстро подобрался, держась за лицо, и выбежал из овина.
– Измена! Ловите его! – хрипло крикнул залитый собственной кровью Ибрагим.
Сонные казаки повскакивали с мест, кто-то, схватив саблю, побежал наружу. Кто-то успел накинуть зипун.
– Кто это был?
– Халим, – ответил Ибрагим.
Пара казаков взялась перевязать рану.
– Смотрите-ка, вещички собрал! – Еще один казак стоял возле лежанки Халима и показывал туго набитый мешок и пластинчатый доспех – добычу Ибрагима.
Из-под доспеха выпали на пол кошель с серебром и заветная Ибрагимова монета с деспотом. Да, Халим, вот ты, значит, каков…
– А ведь он в последнее время все про Крым говорил, – припомнил другой. – Там у него какой-то родич, вроде бы. Похоже, туда собирался…
Вскоре вернулись те, кто бросился в погоню. Ушел Халим. Скрылся пешим в лесу. Полураздетые казаки решили, пусть замерзает, с учетом ранения он уже нежилец.
Съездили за Иссой. Началось дознание.
Ибрагим отвечал как в тумане – очень болела порезанная в двух местах рука.
Припомнил, что Халим невзлюбил его с самого начала, пришлось его даже проучить. Казаки подтвердили:
– Халим вечно бурчал, дескать, Одноглазому больше платят, вот и спасенный купец его одарил не в пример богаче! А недавний случай с дочкой карачи?..
В своей правоте Одноглазый, разумеется, не сомневался.
А еще мысленно благодарил ворона Хасана, который предупредил его неведомым способом.
Но чего в подлунном мире не бывает?
Глава 4. И стал град Касимов
Назвать город в честь отца – великая честь для сына. Впервые название Касим-град или Касимов в русских документах появляется в 1471 году, при салтане Даньяре. Прежние названия Царевичев городок, Ханкерман и Городец тоже продолжали употребляться, продолжали существовать старая крепость со Старым посадом. Возможно, что Касимов при Даньяре – общее название двух близлежащих городов.
Жизнь при Даньяре
Сын Касима салтан Даньяр (Даниар), продолжил