купец возьми да пропади. То ли сгинул, то ли просто обманул. А ведь Аллахом клялся по весне привезти хорошей ткани и белого железа на все, что выручит за мед и воск. Пришлось Ибрагиму мещерякам за мед своими деньгами платить, в долги влезать.
Староста Ухур только головой покачал. Разве можно купцу на слово верить, даже и мусульманину? Хорошо, что согласился с долгом подождать, а то хоть в петлю лезь.
Нет, только в походе казак может заработать по-настоящему – все беды Ибрагима решила бы добрая военная добыча.
И вот повеяло надеждой. Большой поход?
После утреннего намаза двинулись татары юрта улана Иссы к Ханкерману. На ходу все еще продолжили обсуждать случившееся. Вчера ночью прискакал гонец из Казани, сообщил о смерти хана Махмуда. Теперь старшим в Улу-Мухаммедовом роду остался Касим. Ему и сидеть ханом в Казани? Не зря князья ширинские со всех мещерских юртов к Ханкерману собираются. Ширины и в Казани, и в Ханкермане – первые карачи. Но отдадут ли добром казанцы трон касимовскому царевичу? Ведь у Махмуда есть законный сын. Не отдадут добром, так можно взять силой, а то засиделись касимовские казаки без дела.
На месте сбора у старой мечети юрт улана Иссы разделился. Сам Исса подъехал к уланской сотне, занял свое место в строю. А простых казаков его брат Махмуд повел к сотне карачи Хасана. Любовался Ибрагим уланской сотней. Любовался и завидовал. Но белой завистью, без злобы. Все уланы – люди уважаемые, родовитые, заслуженные. Сотником у них Ахмед, ширинский мурза. Все в добрых доспехах, малахаи и воротники лисьи, а то и соболиные. У каждого по две сменных лошади.
Занял свое место в сотне Хасана Ибрагим да смутился: ему-то похвастать нечем. Малахай старенький, дедов, саадак потертый, лошадка средненькая, разве что седло богатое. Правда, пришлось фигурки серебряные из седла повыковыривать и продать в счет долга за мед.
Долго ждали казаки смотра, наконец, появился из ворот ханского дворца сотник Ахмед. Сообщил, что уланская сотня с Касимом в Казань идет, поминать умершего хана Мамутяка. А потом его вдову сопроводят в Ханкерман. Быть ей женой Касима. Остальные свободны.
Возвращаются казаки по своим селам и юртам, видно, рано еще в поход.
1467 год. Поход на Казань
Ждали казаки чуть меньше года, осенью стало ясно – будет поход, будет! С уходом летнего тепла, как всегда, приходится ночевать Ибрагиму и простым бессемейным казакам в овине, но они теперь не печалятся, хоть и мерзнут, наоборот – радуются.
Рассказал улан Исса своим татарам:
– Ширинский карача Абдул-Мамон из Казани прислал нашему Касиму тайную грамоту. А в ней сказано, дескать, не любит Казань нового хана Халиля, Мамутякова сына. Хотят казанцы на престол хана Касима. Да, теперь Касима только ханом и называют!
Касим отвез ту грамоту князю в Москву и получил от него полную поддержку. И войско тоже. Теперь в теплом сарае ночуют урусы – пищальники и пушкари. И много их! Великую силу посылает князь Иван в помощь хану Касиму. Свою судовую рать дает.
Скачут гонцы в дальние улусы, в Кадом, в Темников, на Цну и Шачу-реку. Собирается грозное войско в Городце да по приокским селам.
Только вот беда – осень рано дождями пролилась, все дороги размыло. Похолодало опять же. Но когда холод казака останавливал? Ведь на Казань пойдут, а тому городу по богатству равного нет!
В поход вышли после пятничного намаза. Добрым знаком посчитали, что мулла молитву читал в стенах новой мечети из белого камня. Великому хану Касиму и мечеть положена каменная.
С грустью смотрит Ибрагим на струги, что идут по реке. Не нужно пешей рати месить дорожную грязь. Конным полкам пришлось намного труднее – совсем раскисли дороги, не езда, а мука. На ночевках в стане холодно и сыро. Сухих дров не найти, да и обозы отстали. Казаки кидают в походные котлы последние запасы, сегодня еще будет еда, а завтра придется натощак ехать.
Но ничего, казаки уверены: Казань заплатит за все неудобства. На стоянках только и разговоров о казанских яблоневых садах и тучных стадах. Ходят слухи, что лошадей в Казани – бери сколько хочешь.
Ибрагим твердо решил привести из похода не менее трех кобылиц. С трех кобылиц можно начать свой табун. Только бы быстрее до казанских земель добраться.
Перетерпели, добрались до казанских земель! Вот они, за Итиль-рекой начинаются. Да поди ж возьми. Не обманули слухи: великое множество лошадей в Казани. Но и воинов не меньше. Стоит казанское войско за Итиль-рекой, не дает пришлым переправиться. Сотни, тысячи шатров и юрт, везде костры, и на тех кострах жарится жирное мясо. Славно поужинают сегодня воины Халиль-хана. А где обещанные Абдул-Мамоном казанцы, желающие хана Касима? Не видно что-то.
Ибрагим словно учуял запах жирного мяса и только слюну проглотил. Почитай, второй день без еды, струги с припасом перехватила казанская речная рать, а обозы пограбили дикие черемисы. Оно и понятно, черемисы злы на урусов за то, что те обирают их села.
Неделю стоит русское войско на правом берегу Итиль-реки и непохоже, что собирается переправляться. Хан Касим из шатра уже не показывается, говорят, заболел. Остальное войско тоже чихает да кашляет. И дождь льет без конца. Что делать-то? Неужели командиры назад поведут?
1467 год. Капризная удача Ибрагима
Плохой получился поход, совсем скверный. Другого ждали лихие казаки. Холодные и голодные возвращались воины салтана Касима с волжских берегов. Ни славы, ни добычи. В том походе татары потеряли половину коней – многие пали от голода, поломали ноги в чащобах, и их просто съели. Хорошо хоть сами живые вернулись. Салтан Касим в том походе приболел, совсем с лица спал и кашлял.
Возвратилось татарское войско на Оку. Юрта улана Иссы на берегу уже не было, увели его братья Иссы в село на зимовку. Неуютно в селе и холодно, и еще очень тесно, Ибрагиму с остальными казаками пришлось на конюшне да в овине ночевать. Зато хоть отъелись.
Вечерами Ибрагим зажигал фитиль в плошке с бараньим жиром и доставал из мешка свой единственный трофей из того похода – пластинчатый доспех. Бросил его на обратном пути знатный урус, оставшись без коня. Какой уж тут доспех, унести бы ноги налегке. Он бросил, а Ибрагим подобрал, потому что такой доспех стоит больших денег, если его в порядок привести. Оставил бы себе, да, видно, крупным мужчиной был тот урус, доспех оказался Ибрагиму слишком велик.
И еще
