и впечатления дня. Не запишешь сегодня — завтра забудутся детали и, может быть, самое главное — эмоции. Его спутники развьючивают, разнуздывают лошадей, ломая голову, где найти для них пастбище, собирают дрова для костра, устраивают палатку для начальника, готовят еду.
Костёр, как правило, большой, жаркий — ведь надо обсушиться, обогреться после проливного дождя или вымокнув от росы, так обильной в горах Алтая. Приём пищи только два раза в сутки — ведь было бы обременительно тратить время и усилия, чтобы развьючиваться ещё и днём. Все ложатся спать на сырую землю, подкладывая под себя войлок, Геблер в палатке спит, заворачиваясь в шубу, и чем прохладней ночь, тем крепче сон.
Предмет особой заботы Геблера — барометр. Хрупкий прибор было поручено носить и оберегать его слуге, от этого чувствующему себя важным и значительным. Проводник и сопровождающие Геблера двое рабочих с опаской поглядывали на незнакомый предмет, показывающий высоту местности и предсказывающий непогоду. Он казался им волшебным и таинственным, отчего они называли его колдуном, а крестьяне из деревень даже просили Геблера с его помощью найти нечистых на руку людей, занимающихся воровством скота.
Во второй своей экспедиции Геблер посетил Уймонскую долину и деревни, что образовались там к тому времени. Уймон — загадочная страна, таинственно и само слово, означающее лихое, потаённое место, дремучий лес, скрытый от людских глаз. Не случайно сюда, как и на Бухтарму, уходили от преследования властей беглые русские люди. Интересно, что и река Катунь в этом месте называлась Уймоном, а слово «Алтай» в то время у русских местных жителей означало горы, где живут алтайцы (калмыки) и нет русских.
В Уймоне общались с русскими поселенцами. В селе, образованном бывшими беглыми 1801 году, было не больше 20 крестьянских изб. Хлеб здесь родился плохо из-за сурового климата, но процветали охота и скотовоодство. Жили они неплохо — охота на маралов и продажа китайцам оленьих рогов, называемых пантами, приносили очень хорошие доходы. Староверы, они недоверчиво относились к пришельцам, тем более что из-за акцента видели в Геблере человека нерусского, даже подозревая в нём некрещёного язычника. Геблер с пониманием и спокойно относился ко всему этому, и, будучи в гостях, доставал свою посуду из походного ларца. Как врач, он даже одобрял эту брезгливость, считая, что так люди предохраняют себя от заразных болезней. Кончались русские селения, дальше были встречи с бродячими алтайцами-охотниками, в народе называемыми калмыками. Собравшись в кружок у костра путешественников, они сосредоточенно курили трубки, молча передавая их друг другу, то есть из уст в уста, и тем выражая свою дружбу. Геблер, как врач, да ещё и немец, брезговал этой процедурой, но куда денешься! Преодолевая отвращение, он принимал трубку и делал вид, что всё это доставляет ему удовольствие. Калмыки очень дорожили табаком, с удовольствием принимая его в подарок от русских путешественников, и разбавляли его древесными опилками для экономии. «Огненную воду» большинство уже познало, но Геблер старался ею не пользоваться и тем более не одаривать своих таёжных гостей, вполне обоснованно опасаясь их непредсказуемости.
8 июля, переправившись в утлой лодчонке через Катунь на правый берег, Геблер посетил Нижний Уймон и недавно обустроенную Чечулиху. Окрестности Чечулихи, окружённой горами и лесом, были очень живописны, а хозяева, редко видевшие гостей, — гостеприимны. Далее дорога шла берегом Катуни, часто зажатой в каменных берегах. Река здесь становилась бесноватой, с бешеной скоростью крутила воронки у береговых скал, обточенных водой. Кое-где посреди реки виднелись скалистые острова, заросшие лесом. Они хорошо оживляли пейзаж, и проводник рассказал Геблеру легенду, бытовавшую среди местных жителей.
— Гляди, ваше высокородие, калмаки рассказывают, будто в давние времена два богатыря — отец и сын — решили построить переправу. Стали ломать скалы и бросать в реку. Катунь забурлила, вспенилась от гнева, поняв, что её хотят покорить, поднатужилась и размыла плотину, унесла эти камни. Остались лишь вот эти островки да следы этих батыров. Видишь, вот тут след от ноги, а тут лунки, где они сидели, отдыхали.
— Сказка не есть правда, — отозвался Геблер, — но в них бывает смысл, хотя я не вижу никаких следов от ног, а что до этих каменных лунок и желобков, так это понятно, что их выточила вода. Говорят же, что вода камень точит. А я вот думаю: отчего Катунь вьётся вокруг горы Белухи, словно не желая с ней расставаться? На юге, где начинается, огибает с запада, а теперь течёт вдоль северного склона. Владычица Катунских гор царствует над всеми — вот и над реками тоже, не желая отпускать Катунь.
— На всё воля Божья, — согласился проводник. — Вы верно, барин, сказали про Катунь. То она бежала с востока на запад, а теперь с запада на восток. Белуха стоит на своём месте, а Катунь кружит вокруг неё, будто дочка, что не хочет от матери уходить. А ты гляди, другая речка — Берель — начинается там же, но сразу поворачивает и бежит в сторону Бухтармы.
— А Бухтарма впадает в Иртыш, — подхватил мысль проводника Геблер. — Вот и получается, что мы сложили новую легенду. Верная Катунь не изменяет мутер, а Белая Берель побежала в сторону, чтобы встретиться с добрым молодцом Иртышом.
На следующий день Геблеру снова предстояло переправляться через Катунь, бурную в этом месте. С недоверием посматривал он на утлый чёлн, как видно, не один год служивший хозяину.
— Что, барин, боишься? — заметил сплавщик. — Я на реке лучший плаук, доставлю в один миг.
Лодочник, ловко отталкиваясь шестом от дна, быстро погнал лодку вверх по реке вдоль берега, затем вдруг повернул её носом к реке, направив на быстрину, на самый фарватер. Чёлн плавно закачался на волнах, а наперерез ему, хлопая крыльями по воде, стремглав пронёсся выводок крохалей. Бросив шест на дно, перевозчик схватил вёсла и торопливо стал подгребать к противоположному берегу.
Вскоре Геблер любовался видом снежных гор, выглядывающих из глубины ущелья реки Ак-Кем. Сверкая снегами и маня своим величественным видом, Белуха стояла перед ним.
— Да, это она, царица алтайских гор, — признал он. — Хотя до неё далеко, однако не меньше двадцати вёрст, и вид у Белухи другой, но два рога можно различить.
Но, к сожалению, Геблеру не удалось пройти к подножью Белухи — слишком сложным оказался путь по ущелью Ак-Кема, да и время поджимало, а он ещё наметил продолжение маршрута в неизведанные путешественниками места. Тогда он дошёл до реки Аргут и закончил путешествие в Зыряновске, затратив на весь маршрут десять дней.
Вторая страсть Геблера — жуки. Колиаптерос — так по латыни
